Думаю, каждому знакомо ощущение вертикали: полёта в мечту, жажда заглянуть в будущее. Я рискнул оказаться наблюдателем на празднике мимолётных ассоциаций, в интимном пространстве личности.
   И, вместе с тем, круговерть событий заставляет понять – реальность упряма. Это горизонталь, строптивое течение жизни с постоянными конфликтами и компромиссами.
   Точка слияния противоречий вертикали и горизонтали вплавлена в меня, то есть, я родился с ней, значит, крест свой нужно нести. И никуда от этого не деться, ведь ты в перекрестии, в прицеле бытия. Именно здесь и сейчас имеет значение свои и чужие поступки, соединяется действительность, глубины прошлого, предчувствие будущего.
   Всё бы ничего, да вот беда – разноречивы человеческие мечтания о мире, уникален каждый крест. Пусть бы люди сражались из-за представлений о грядущем только между собой, а то ведь в междоусобицу вовлечено всё: земля, океан, атмосфера, горы, микробы, воробьи, вороны..., принялись за космос.




ВЕРТИКАЛЬ КРЕСТА


Но нет вселенского
добра иль зла.
Но есть вселенская
борьба, борьба...

"...Беснование сердца при сильных телах, ужаснёт миры".

Можно кричать
в запальчивости, что мир
раздроблен, а я
короток и мгновенен,
и беспомощен. И нет
ни любви, ни
сострадания, ни
бескорыстия. И каждый
сам по себе. А гибель
и хаос неизбежный
итог сражений. На
самом деле всё
не так.

Посвящается моим правнукам,
Ровесникам моему ребёнку.


I

   Ворона поёт, клюв раскрыт на выдохе. Звук, шершавый протяжный, застревает в дымке влажного тумана. Присела, как перед взлётом, но когтистые лапки намертво держат тонкую ветку...
   Снег на глазах становится серым месивом. Всюду лужи расписанные рябью.
   Время хляби и неустроенности ранней весны.
   Выпускные экзамены надвигаются стремительно, но наш куратор, Мудр, спокоен и невозмутим. Он сообщил, что приготовил напоследок особое испытание. На вопрос, как к нему готовиться, отшутился: "Вы же умные люди, сами придумайте что-нибудь".
   Скоро свобода! Даже не верится. Эх, и развернусь!
   Впрочем, если разобраться, в учёбе ничего сложного нет. Несколько хорошо отрепетированных приёмов и яблоко с ветки падает у ног или поодаль – как захочешь.

   Смиряю себя размеренным ритмом ходьбы, и, смирением, выверяю шаги. Ещё раз напрягся. Расслабился... Вспомнил. Длинный выдох... Забыл.
   Вороны расселись на голых деревьях парка, залихватски каркают. Некоторое время вживаюсь в птичье настроение. Балансирую на жёрдочке, вижу другими глазами, ловлю непривычные звуки. Встряхнулся, взмахнул, взмыл... Множество чёрных крыльев замелькало разом в воздухе. Получилось! Получилось!..
   Раз-два и не грустно. И слякоть уже не раздражает. Ноги тёплые, сухие, славно топтать непогоду.
   Люблю всех и всё, распахнут всем и всему. Предчувствие грядущих радостей согревает. Уверен: во вселенной есть моё неоспоримое место.
   "Школа мудрости" – обычное выражение в нашем городе. Кто приклеил медучилищу ироничное прозвище – неизвестно. Может, и не было конкретного человека, однозначной ситуации?..
   ...Несколько метров вдоль дороги. Сворачиваю в скверик возле учебного корпуса. Городской шум путается и замирает в сетях дикого винограда, развешанных на ветках деревьев. Посадки распланировал когда-то Мудр...
   Вестибюль начинается с чистоты – заботы нашей Мартыновны. Серость просочилась и сюда, сгустила сумрак. Стены будто сдвинулись теснее, под низким потолком едва мерцает освещение.
   Огромный плакат бросается в глаза с порога. Потешные фигуры в чалмах на широкой бумажной ленте вытянули руки вперёд. Из ладоней "магов" вылетают молнии в сторону строения, увенчанного надписью: "МЕДУЧИЛИЩЕ".
   Нам давно обещано новое здание, но... "Но" – неизменный предмет местных шуток и каламбуров, нетерпеливого ожидания.
   Сегодня отчитываемся куратору за прошедшую практику. Он собирает группу в зимнем саду. В своё время сооружали оранжерею на чердаке с большим энтузиазмом, часть крыши сделали прозрачной. Заводилой, конечно же, Мудр и был.
   Интересно, где учитель проведёт своё "особое испытание"? Тоже здесь?
   Я, как обычно, пришёл раньше всех. Радуют несколько минут тишины, одиночества и грёз. Прикрыл глаза, представляю картинку из сна: ночной полёт голышом...
   ... Огромное фойе. Блеск белого мрамора. Воздух и свет.
   Уверен, взлечу сейчас же. Получилось! Хмель новизны. Миг наполнен упругостью ветра, свободой полёта.
   Осмеливаюсь повторить – не удаётся...
   В конце концов, после многих попыток и случайных рывков, научился парить: ноги должны быть сомкнуты, руки вытянуты в стороны, голова прямо. Потом нужно только пожелать, куда и как лететь.
   Вполне овладел приёмами полёта, нагота естественна и необходима. Рядом кто-то ещё. Не мешает, даже наоборот: приятна её близость.
   Взмыли, покружили дуэтом, иногда касаясь друг друга... Устремились вверх, к безоблачному небу.
   Высота радует, но, не сговариваясь, прервали взлёт, спикировали на луг.
   Запах тёплой земли пьянит, я – песня сопричастности! Несусь над цветами, трогая их ладонями.
   Она рядом, на удивление проворна и ловка. Случилось…, что-то плохое...
   Произошло что-то нехорошее. Приземлился, поник, перекрестие смялось...

   Первым делом Пётр Георгиевич Мудров зажёг все светильники в оранжерее под крышей. Стало даже теплее. Растения расправляются, приветствуя его.
   Невысок, худощав. Одет неброско: линия галстука, светлая рубашка, в целом впечатление неистребимой аккуратности.
   Мне легко представить его и десять, и тридцать лет назад. Могу вообразить холёным малышом, а вот в младенчестве, или… ещё раньше не получается.
   Присел на краешек стола.
   – Плакат видели? Наконец, будем строить новый корпус.
   Загалдели одобрительным хором.
   – Кого ещё нет? Подождём. Сильный туман съест большую часть снега. А потом лопату и грабли в руки...
   Пауза. Начал спокойно, проникновенно, но предчувствую, готовит подвох.
   – Ночью слегка подморозило. Ручеёк журчит на перепаде, а под прозрачной коркой льда трепещут пузырьки воздуха. Будто пульс бьётся у любимой на шейке.
   Слова и обстановка провоцируют на интимный разговор. Но никто, пожалуй, не станет просто болтать здесь, вот так, это же не с друзьями...
   Меня распирает желание закрыть дурацкую тему. Я уже чуть было не открыл рот...
   – Можно неправильный вопрос?
   Все рассмеялись. Голос подал Славка Шурутов. Он традиционный заявитель провокационных баек для срыва занятий. Иногда это ему удавалось. С какой стати детские игры?
   – Почему красивые девушки часто глупы, а красивые мужики умны и благородны?
   "Бородатый" приём Славика заведомо обречён, учитель отвечает с улыбкой, не задумываясь:
   – Не знал, что у тебя обширные знания по женской части. Мне в голову не пришло бы столь категоричное заявление, хотя опыт позволяет надеяться...
   В комнате хохот. Шурутов пунцовый. Улыбнулся и Мудр.
   Крутят вокруг да около, нет, чтобы прямо... Уши вянут от трёпа. Я заговорил:
   – Любовь – набор правил. Найди их, вычисли и ты – победитель.
   Едва сказав, сообразил с досадой, что участвую в заранее отрепетированной сцене – попался пацан.
   Я не понимаю, что творится под его крутым лбом за костной перегородкой, но вот-вот дойдёт.
   – Ответишь на вопрос Шурутова?
   – Не встречал девушек умнее себя.
   – Значит глупы?
   – Зачем утрировать? Для настоящего дела слабоваты.
   – "Настоящее дело" – разработка технологии любви? Думаю, женщины тебя переиграют.
   Меня так просто не сбить.
   – Вы, Пётр Георгиевич, прекрасно понимаете, что любовь понятие широкое, значит, туманное. Если докопаться до основы, то останется сексуальность, но и это сводится...
   Сам себя оборвал: слишком много рассуждений.
   – Продолжай, продолжай.
   Учитель явно готов к наступлению.
   – Так вот, не надо мистики. Всё просто: известным приёмом организм приводится в состояние соития, допустим, с тяжёлым мешком или с женщиной. Творческая энергия приберегается для более важного.
   – Что такое "более", если ты уже выделил основное? Уже ничто?
   Ставит точку назидательным тоном:
   – Рафинированная польза уничтожит мироздание.
   Я слишком поздно понимаю, что нанизывал бусинки своих размышлений на нить его замысла. Славка молчит, а меня чёрт дёрнул за язык.
   – "Сердечная склонность" – вымысел романтизма, мишура. На самом деле пирамида общества выстроена из кирпичиков, называемых "человек".
   – У тебя и прекрасный макет пирамиды обрит наголо. Жизнь низведена до абстракции счёта – нет её. Давай рискнём и догадаемся: мы есть, и сила любви не такой уж пустяк.
   Последние слова совпадают с появлением опоздавших.
   – Кажется, все собрались. Подведём итоги вашей практики.
   Дверь приоткрылась, выглянуло женское личико. Мы знаем – жена Мудра. Видение быстренько исчезло, по помещению пополз аромат духов.
   – Извините, оставлю вас ненадолго.
   Он вернулся быстро, неуловимо и непонятно изменился. В голосе зазвучали суровые нотки воспитателя.
   – Продолжим. Обзвонил все организации, где вы работали. Трудились хорошо, молодцы, так и продолжайте. Только хочу предупредить ещё и ещё раз: добросовестная диагностика не набор приёмов, а глубоко прочувствованное понимание ситуации. Ваша задача осознать всю полноту действительности. Грубо говоря: не теряйте живого человека. Истина тривиальная, даже банальная, но высказывания Фёдорова и Шурутова заставляют повториться. Если есть вопросы, пожалуйста.

   Она спиной к суетной разноголосице на перерыве. Пристально вглядывается во что-то за окном.
   Кожей чувствую, что лучше проскользнуть мимо огня рыжей лисицы. Я пытаюсь смешаться с шумом.
   – Валентин, здравствуй.
   Так и думал. Смущает: толком и не знакомы. Значит, ждала. Зачем?
   – Здравствуйте.
   Неторопливо поворачивается ко мне. Овал красивого личика в тумане меховой рамки, живые карие глаза. Косметика малозаметна, ускользает от внимания. Такой макияж требует, наверное, большого искусства.
   – Проводи меня. И, договорились, будем на "ты".
   Вероника Мудрова невысока, изящна, идёт впереди меня решительной походкой. Хорошая возможность рассматривать её, не таясь, и угадывать по складкам одежды их первопричину.
   Пробрались через столпотворение студентов, на улице висит густая серость.
   – Здороваться надо, мальчик. Хотел тишком прошмыгнуть?
   – Боялся помешать. Вы... ты была чем-то расстроена.
   – С Петей поговорили.
   Вежливо промолчал.
   – Хочу кофе. Угостишь?
   Предлог, разумеется, а что ей нужно на самом деле?
   Попробовал проникнуть в её настроение так, как учил нас Мудр. Уже не раз успешно заглядывал в душу к другим. Получил щелчок духовного отпора, и укоризненный взгляд – плохое начало знакомства.
   Обрывки мыслей... С ужасом останавливаюсь на одной: в карманах только мелочь. Моментально расшифровала, улыбнулась.
   – У меня найдётся немного денег.
   Стало обидно и, вдруг, стыдно. Она это заметила, но никак не отреагировала. Я понял: какой-то ответ на какой-то вопрос получила. Не нравятся мне не озвученные вопросы, неизвестные ответы.
   Гардеробщик в "Берёзке", принимая её шапку и шубку излишне подобострастен? Так что? Мало ли...
   Строгий чёрный костюмчик, юбка едва прикрывает коленки. Помада оттеняет пепельные волосы, смуглую кожу лица.
   Села нога за ногу, тонкая чернота колготок видна до самой границы... Поймала взгляд – рассмеялась и легонько вздёрнула подол выше. Отвожу глаза.
   – Малыш, хочу кофе.
   Нас обслуживает странный официант. Я говорю, а он как будто слушает её. Явный бред: гардеробщик, официант, теперь, кажется, вообще все пялятся на неё.
   – Знаешь, мы с мужем поспорили из-за тебя.
   – Шутите? Шутишь?
   – Я сказала, что ты симпатичный парень, и мне очень нравишься. Он рассердился.
   – Вы говорите неправду?
   – Разумеется. Так уверен, что тебя нельзя полюбить? Очень хочется?
   До каких пор издевательский тон прилично терпеть? Или сейчас же уйти?
   – Есть ещё и моё личное отношение ко всему этому.
   – У-тю-тю, малыш.
   Поразительное превращение! Тот же покровительственный тон, но скорее по привычке. На самом деле доверительность, искренность.
   – У меня есть предложение: давай займёмся любовью к генной инженерии.
   Рассмеялась, разрез глаз сделался чуть раскосым – лукавое очарование.
   – Снова юмор?
   Голос потеплел.
   – Нет, конечно.
   – Мне больше нравится лечить людей, возвращать равновесие живому.
   – Копаться в чужой поделке скучно. Заманчиво создать собственное произведение.
   Чуть тронутые полнотой губы приняли форму улыбки. Маска или оригинал? Только сейчас заметил две жемчужины, оправленные в мочки ушей.
   – Мне ещё нужно учиться, многое понять, а сразу делать не совсем правильный путь...
   – ... значит ложный? Старые Петины песни. Привет!
   Администратор усаживает за соседний столик посетителя.
   – Валентин, не обижайся. У меня с этим человеком деловой разговор. До скорого.
   Лёгкое прикосновение её пальчиков к моей руке... Упорхнула, оставив в одиночестве.
   Уходя, вдыхаю плавающий аромат её духов – необычное, быстро выветривающееся ощущение.
   И всё же непонятно: что и зачем?

   День, назначенный Мудром. Защита дипломной работы позади. Досадно, что долгожданное чувство освобождения прошло быстро и без следа.
   Жарко. Как-то не особенно заметил, когда ворвалось лето?
   Командую себе: сосредоточься, присядь на скамейку и осмотрись...
   Скачущий воробей крутанул головкой, посверлил меня одним глазом, другим и упорхнул. Пляска света и тени, перспектива аллеи... Две девушки выставили ноги на солнце.
   Что ещё сегодня? А, да, просили...
   Стоп. Ни шага в сторону. Сосредоточенность, собранность.
   Славно ориентироваться в обстановке, предвидеть, упреждать. Я силён, ловок и безошибочен в движении. Накатывает волна... Люди с тревогой поглядывают на меня, расступаются.
   Навстречу две пары ровесников. Экстравагантные, раскрепощённые. Вызывающе уставились в упор, смеются. Я – натянутая струна. Уверенность. Холодное спокойствие. Приёмы борьбы выверены, отработаны. Первый удар тому, длинному. Второй и обе девицы не в счёт. Легонько меняю курс по ходу.
   Притихли. Девушки юркнули за спины ребят.
   И тут в голове и по мышцам словно пробежала молния: "Что это, что со мной?.." Резко меняю направление в сторону от них.
   Пигалица, выскакивая из-за громилы: "Проваливай, индюк надутый. Не посмотрим, что здоровый, отдубасим, свои не узнают". Дружный, победный, злой хохот.
   Быстро успокаиваюсь. Внимание, собранность. Мышцы наготове.
   Рука сработала моментально и точно. Между большим и указательным пальцами зажата бабочка. Стиснутые крылья некоторое время импульсивно дёргаются у основания. Затихли. С изнанки проступает тусклый рисунок, как отражение в завуалированном зеркале.
   Внимательно рассматриваю.
   Две тонкие антенны с набалдашниками на концах. Длинный хоботок спиралью, то вытягивается и выпрямляется, то скручивается и прячется. Глаза огромные, невидящие без зрачков. Знаю: матовыми их делают множество мельчайших ячеек.
   Осторожно опустил её на другую руку. Двойной разукрашенный листок упал на бок, принял вертикальное положение, распахнулся, вспыхнул красками и тут же замелькал в прихотливом полёте.
   Подумал, что под микроскопом можно исследовать невидимое сейчас: чешуйки, ткани, клетки... А если ещё расшифровать полевые характеристики, установить химические закономерности, то и нет тайны. Мудр, может быть, излишне эмоционален, утверждая, что блошка – целый космос?..
   Вчера вечером столкнулся с Вероникой. В компании с Мудровой трое крепких ребят.
   – Привет, милый мальчик. Сколько лет, сколько зим! Опять избегаешь?
   Развинченно-смешливая.
   – Здравствуйте.
   – Я же говорила: "Ты".
   Назидательные нотки. Меня профессионально окружили. Понял: шуток не будет.
   – Малыш, зайдём, поболтаем, с тобой так забавно.
   Физически ощущаю исчезновение осадного напряжения. Один на один с ультра разукрашенной дамой.
   Немыслимой формы и цвета волосы. Яркие фиолетовые тени на веках. Неправдоподобной длины чёрные ресницы. В ушах огромные блестящие серьги. Множество цепочек и каких-то серебрящихся бус. Ноги открываются, чуть ли не с самого начала...
   Зал "Берёзки" полон, но нас усаживают без промедления.
   – Расскажи что-нибудь интересное.
   Нарочито-капризный тон. Знакомая поза – нога за ногу. На обнажённой части, выше колена, пара маленьких родинок так высоко, что...
   – Я не умею.
   – Умеешь, умеешь. Послушай, а кто кого?
   – С двумя наверняка, остальное наудачу.
   – Сильный?
   – Есть немного.
   Неуловимое движение, и передо мной сидит не пустышка, а серьёзная женщина. Она одета броско, но в рамках приличия.
   – Да, в такие моменты важны только отрепетированные приёмы.
   – Разумеется.
   Почти полушёпотом:
   – А значит, правда жизни – заучить полезные движения?
   Громко расхохоталась и сразу превратилась в распущенную девчонку.
   – Малыш, давай выпьем шампанского.
   – Не пью.
   – Совсем-совсем?
   Два наполненных бокала появились с волшебной скоростью. Вероника пригубила. Облокотилась о столик и приближается, приближается ко мне. Одёжки оказываются бутафорией, распахивается вырез...
   – Надеешься на откровение? Думаешь, он сочинит мудрость? Чепуха.
   Насмешливый неотрывный взгляд давит. Отмалчиваюсь.
   – Считаешь, что каждая букашка полна божественной таинственности, а печень, желудок, собранные в утробе, не просто функционируют, но священнодействуют? Или твоё настроение зависит ещё от чего-то, кроме состояния ливера?
   И, после короткой паузы, зловеще напророчила:
   – Знаешь, ты завтра подерёшься и провалишь пресловутый "последний экзамен".
   Легко приподнялась и обожгла щеку мякотью губ. Вскочил. Сидит в непринуждённой позе. Для всех слегка недоумённо улыбается. Я-то вижу – смеётся. Подхватываю падающий стул, ставлю на место, и... быстро иду к выходу.
   Странно, а потом и обидно, что никто не удерживает, не преграждает дорогу. Мелькали лица тех парней, знакомая физиономия официанта – они меня не замечали...

   Вечная прохлада нижнего класса оттенена характерным запахом сырости. Мудр почему-то решил собрать нас именно здесь.
   В своё время подвал отремонтировали для хозяйственных нужд. Позже, из-за хронической нехватки места, оборудовали комнату для занятий.
   До чего всё знакомо! Сейчас, как обычно, Пётр Георгиевич начнёт лекцию...
   – Ребята, мы, вполне возможно, встречаемся последний раз. В общем, и целом добавить к сказанному прежде нечего. Живите реальностью, а не чужими представлениями о ней.
   Помолчал, подчёркивая сказанное, и дальше в обычном ритме урока:
   – Современность не просто модернизация социальной структуры – процесс вообще непрерывный. Мы взрываемся. И мне хотелось бы думать: происходит животворящее разрушение созревшего плода, освобождение духа во имя жизни. Необходимо осознать бесконечную роль...
   Голос стал совсем спокойным и ровным.
   Заставляю себя встрепенуться: пропускаю очень важное, невосполнимое. Больше ни ползвука мимо ушей... Борьба с наползающим туманом...
   – ...А теперь расслабьтесь окончательно.
   Как удачно совпало! Мудр молодец. Какой он всё-таки молодец. Мы проделывали это множество раз. Наступает желанное состояние согласия...
   – Выбирайте самую удобную позу, не стесняйте тело. Расслабляйтесь. Вас наполняет тепло. Тепло в кистях рук, в руках... Тёплые ватные ноги. Расслабляйтесь... Лицо спокойное, свободное... Непроизвольная мягкая улыбка. Расслабляйтесь... Ты добрый, справедливый... Ты спокоен и лёгок...
   Я невесомый прозрачный бесшумный, и почему-то перевёрнут. Восстанавливаю нормальное положение, выскальзываю за дверь.
   Неприметной тенью несусь по пустым коридорам alma mater.
   Вот она: первая дверь первой аудитории за номером пять. Растёкся по полу и просочился в щель над паркетом. Новенькие студенты предельно внимательны и добросовестны. Я сижу за первым столом. Заглядываю в тетрадь, вижу знакомый почерк, ради шутки трогаю волосы. Отмахнулся, оглянулся и снова уставился на доску.
   Следующая знакомая дверь за номером пять чуть приоткрыта. Протискиваюсь и попадаю к третьекурсникам. Я спорю, расспрашиваю у доски. Ах ты, недоучка дотошный! Подлетел и пнул в зад. Реакция неплохая, но оборачивайся – не оборачивайся, меня не увидеть.
   Дверь комнаты номер пять распахнута. Вхожу свободно и попадаю в водоворот бешеного спора. В центре его я, распалённый, победоносный. Подойти близко не удаётся: не забыл выставить барьеры. Однако сбить на секунду можно...
   Что-то принудило вернуться на место. Обстановка здесь сильно изменилась.
   Холод сковал расслабленные члены. Я – промёрзшая насквозь глыба. Через доверие прокралось нечто и высосало всё тепло. Обманом расположилось во мне металлическое, бездушное, ненасытное. Оно глумится и накачивает горьким чувством лжи и обиды.
   Всё время хочется прервать экзамен, но за неясной, хотя и открытой, неправдой предчувствую ещё что-то, самое затаённое. В который раз подавляю желание бежать...
   Славка зверски тормошит меня за плечо.
   – Наконец. До тебя достучаться... Все уже разошлись, злые. Ну, Мудр, шутку отколол!
   Кивнул на стол: на лакированной поверхности проигрыватель и его смутное отражение.
   – Оставил нас наедине с записью, а сам сбежал. Думал, не сообразим. Мне и всем сразу стало холодно и понятно – надувательство. Пошли.
   – Зря разбежались. Он сейчас продолжит, расскажет.
   – Нечего тут рассусоливать. Какой такой "экзамен"? Враньё. Да и все его премудрости – враньё.
   – Давай послушаем.
   – Дурак ты, неужели не понимаешь, шеф надул нас. Только, спрашивается, зачем комедию ломать? Потешиться своей властью? Ну, погоди же, кое-что и мы умеем. Кое в чём и мы разбираемся. Идёшь?
   Молча нажимаю "пуск". "Ты спокоен и лёгок..."
   Шурутов зло рассмеялся.
   – Идёшь?
   – Может быть, дождаться его? Объяснит, что к чему.
   – Ну и сиди, идиот. Его в морду по скуле, а он другую подставляет. Лично мне здесь делать нечего.
   Я один в чужом помещении. Тишина.
   Силюсь что-нибудь сообразить и не могу, в голове вакуум. Должен же Мудров забрать технику.
   Он возник внезапно. Явно не ожидал застать меня. Моментально преобразился: вместо грустного стал жёстким, колючим, далёким.
   – Фёдоров, почему вы здесь? У вас не наступило чувство огорчения?
   Теряюсь ещё больше, совсем ничего не понимаю. Ни его раздражения, ни того, что сейчас делать? Думалось: появится и разъяснит.
   – Уходите.
   Сказано сердито, во мне всё оборвалось. Хватаюсь за соломинку.
   – Мы проявили нетерпение? Вы, наверное, хотели...
   – Ложь в даровом откровении. Его нужно выстрадать: огорчиться и задуматься над тем, что есть что.
   Уже спокойным тоном.
   – Редкий "сюрприз" вы мне преподнесли. Третий случай. Не ожидал. Вероятно моя вина... Прощайте.
   Опустошённость. Голова покачивается – дутый воздушный шар. Расползается почва. Вязну, не за что ухватиться...
   Покинул училище равнодушно. Вернее, не заметил, как вышел на улицу...
   Синее небо. До того синее, что становится серым, пустым.
   Отчаянием и горечью понимаю: исчез. Меня нет, ничего нет. Только через много лет, возможно...
   Толстая ворона шествует неторопливо мимо. Скорее прогуливается, чем по какой-либо надобности.
   Мысленно пугнул её – никакой реакции. Замахнулся – отскочила на несколько куриных шагов, даже не распустив крылья. Безразлично скользнула по мне блестящим чёрным глазом и, не роняя достоинства, прошествовала дальше.
   Так внезапно рухнули надежды, вся жизнь.
   Что-то ещё должен был сделать сегодня? Да, просили посмотреть девочку. Тогда согласился...
   В самом деле, прав Славка, знания и умение есть. Пусть не на самой вершине совершенства, но всё же... Вот она, точка опоры.
   Хрупкая женщина, с устоявшимся присутствием грусти на лице открыла дверь. Жизнь у таких людей – большие несчастья и поменьше. То ли они притягивают неприятности, то ли неудовольствия сами находят дорогу?
   Быстро преодолел неуклюжесть первых секунд знакомства.
   – Несколько вопросов позволите?
   – Пожалуйста, пожалуйста.
   – Точнее, что её беспокоит?
   – Вы знаете, страшные головные боли. Таблетки помогают, но это не выход, правда(?), да и слабо...
   – Обращались к врачам?
   – Да, да, конечно, но обследования ничего не показали. Доктор настаивает на стационаре. Мы с мужем надеемся, что есть другие способы... Или...
   – Сколько ей лет?
   – Тринадцать, осенью будет четырнадцать. Знаете, напряжённая учёба, а тут...
   – Девушка?
   – Да, совсем недавно. И, знаете, она...
   – Извините, я бы хотел вымыть руки.
   – Это здесь, вот полотенце.
   Выходя из ванной, слышу укоризненное: "Мама". Мелькнул цветной лоскуток халатика.
   – Проходите, пожалуйста. Она ужасно смущается.
   И громко:
   – Наташенька.
   Светлые волосы в пучке по-домашнему. Большой нос на узком лице. Серые глаза под белёсыми бровями и ресницами. Жилка у виска бешено пульсирует. Кажется, что слышно, как бьётся сердечко. Длинные худые ноги с выпирающими коленками. При моём появлении сделала невольное, ненужное движение.
   – Здравствуй.
   Тихо.
   – Здравствуйте.
   – Давай знакомиться.
   Присаживаюсь недалеко от неё.
   – Меня зовут Валентин.
   После неловкой, довольно длинной паузы, опустив глаза и уже не поднимая их:
   – Наташа.
   – Боишься?
   – ...Нет.
   – Часто голова болит?
   – ...Да.
   – Можешь показать в каком месте?
   Махнула рукой скованно и неопределённо. Я пытаюсь шутить.
   – Успокойся, попробуй вспомнить, где находится собственная голова.
   Стала пунцовой, сжалась в комок. Как бы ей хотелось совсем исчезнуть, провалиться, превратиться в точку.
   Дело двигается к полному отчуждению, нужно сохранить хоть что-то. Сел рядом, прикоснулся к плечу – съёжилась сильнее.
   Настраиваюсь. Кончиками пальцев тихонько провёл по волосам, коснулся лба.
   – Повернись ко мне, закрой глаза. Не надо сильно зажмуриваться.
   Плечи начали распрямляться, кожа на лице разглаживается. Я слышу в себе знакомую вибрацию. Из пальцев начало истекать то, что позволит проникнуть под кожу, под черепную коробку...
   Ничего не могу понять: делаю по правилам, кажется, нашёл болевой центр, но при внимательном рассмотрении – никакой аномалии. Неопределённые тени размываются, лишь пытаюсь их конкретизировать. Усмиряю в себе зародыш раздражения.
   Прошёлся по активным точкам – она притихла, совсем успокоилась. Рискнул ещё раз. В первое мгновение, кажется, нащупал, тут же структуры расползаются...
   Грохнула дверь.
   – Хотите чай? Знаете, у нас...
   – Мама...
   – Спасибо, не нужно, мы скоро завершим.
   – Ну, извините, не буду мешать, знаете, я думала...
   – Мама.
   Дверь закрылась.
   Да, дела. Кажется я абсолютная бездарь, тупица, и...
   – Легче?
   – Нет.
   Смотрит глазищами в упор, даже тени смущения нет.
   – У вас ничего не получилось?
   Девчонка! Выдавил, делая независимый вид:
   – Тебе нужно чаще бывать на свежем воздухе. Физкультура...
   – Это я мешала вам.
   Улыбка совершенно преобразила лицо. Озорное выражение укрощено смирением немедленно, при появлении мамы с подносом в руках. Только по одной искорке застряло в глазах.
   Возможно, пил чай, наверняка выходил из того дома. Должен же был как-нибудь попасть на собственную кровать?..


II

   Ветер швыряет снежинки на опавшую листву, листья частью уже превратились в собственные мокрые тени. Поёжился, непроизвольно поправил шарф; промозгло, холодно.
   Скромная надпись: "Здоровье".
   Коридорчик-приёмная, тепло, чисто. В углу шкаф для верхней одежды, стулья. На стенах сообщения о том, что больного избавят от недуга при помощи мануальной терапии, иглоукалывания, точечного массажа, лечебным голоданием, психотерапией...
   Постучал в дверь, украшенную биркой: "Валерий Викторович Круглов". Захожу в кабинет.
   Профессиональное бесцеремонное прощупывание моего духовного и физического состояния. Выставляю защиту автоматически, даже удивиться не успеваю. Моё непроизвольное противодействие сильное, почти грубое.
   Доктор светловолосый респектабельный шагнул навстречу с широкой улыбкой. Сердечное приветствие с вопросом о цели посещения.
   – Я из санэпидстанции. Вы Круглов?
   – Да, да, конечно. К вашим услугам, как вас зовут?
   – Валентин, Валентин Николаевич.
   – Валентин Николаевич, я полностью в вашей власти.
   ... Казалось, что давно и прочно забыт Мудр, психотренинг... А вот случай, и тут же готовность. Перебираю разноцветные камешки памяти...
   Как здорово было учиться. Успехи – правило, неудачи – исключения. И гром среди ясного неба... Будто чёрная кошка перебежала дорогу.
   Те достижения видятся сейчас мелкими ненужными. Проработал в госпитале четыре месяца. Мне думается, никак не проявил себя там. На просьбу о переводе в санитарно-эпидемиологическую службу города начальство не возражало...
   Почему-то стало неловко заглядывать по углам. Да и так видно – чисто.
   – У вас порядок. Нужно подписать...
   – По-видимому, вы работаете недавно? Оканчивали наше училище?
   Ответа не ждёт, этакая имитация балагура.
   – Как поживает Мудров? Я ведь тоже у Петра Георгиевича... Наверняка вы его ученик, мощная у вас энергия защиты.
   За ширмой болтовни – внимательные глаза.
   – Интересный человек. Фантазёр, романтик. А знаменитый "последний экзамен"! Вы знаете, что из-за этой причуды его бывшие студенты не появляются на традиционных встречах выпускников?
   – Не интересовался.
   – Зря начинаете сердиться. Не собираюсь осуждать вашего и своего учителя. Говорят, в этом году кто-то не прошёл испытание. Это правда?
   Не знаю, за кого меня принимает, а дешёвой игры в кошки-мышки, да ещё так нагло, я не заслужил. Резкий ответ готов сорваться с языка, но он изменился. Говорить стал доверительно, исчезла нарочитая бравурность. Мне даже дышать легче.
   – Видите ли, Валентин, всегда думал, что-то есть в необычном испытании характеров. А то, что он называет "отрицательный результат" происходит крайне редко: всего лишь девушка, ставшая женой, да я. Думаю, понятно моё любопытство? Вы хорошо знаете бедолагу, познакомите?
   Внезапное откровение снимает желание противоборства, накатила волна чужого проникновения.
   Внутренний голос подтолкнул меня поразить его неожиданным поворотом разговора.
   – Перед вами.
   Улыбка у него милая, привлекательная и... постоянная. Аккуратно стёр её. Появился умный и чуточку усталый взгляд.
   – Я учился у Мудра посредственно. Доставалось и за другие прегрешения. Не приводил меня дурным примером?
   – Нет, но слухи о каком-то прохиндее ходили. Лично я воспринимал их, как легенды.
   – На самом деле обыкновенные мальчишеские шалости, не более.
   Сидит напротив, доверительно приближается. Я почти готов встать, отвечая на движение, подсесть глаза в глаза.
   – Валя, не скучно возить бутылки с водой?
   – Так получилось.
   – Говорят тот, кто не прошёл это, довольно жестокое испытание – личность способная.
   – Выдумки.
   – Напрасно скромничаешь. Школа есть школа, а Мудр – хороший учитель. Я закончил потом институт, но врачом меня сделал он. Состояние аффекта у тебя улетучится, стоит лишь заняться настоящим делом.
   Короткая пауза.
   – Переходи ко мне. Создадим хорошие условия для работы.
   – Не уверен, что смогу.
   – Справишься. Подскажем, если понадобится. Зарплату получишь обыкновенную, но на мороженое девочкам хватит. Основное, согласись, не в деньгах, а в идее.
   Глаза загорелись энтузиазмом, видимо сел на любимого конька:
   – Каждого волнуют вечные вопросы: предназначение жизни, её смысл, место в мироздании.
   Сейчас меньше всего хочется трепаться на предложенную тему, но он и не нуждается в моей реплике.
   – Мы обязаны ответить себе на них, и действовать соответственно. Раз уж мы случились в неразберихе космоса, то надо навести должный порядок. Наша задача захватить и выровнять побольше пространства, иначе гибель, хаос...
   Круглов внезапно замолчал, оборвав сам себя. Мне удалось легко восстановить защиту.
   – Валя, приятно было познакомиться. Ждём, обещаю увлекательную работу. Рад бы платить больше, да часть средств уходит на аренду помещения, налоги, другие необходимые расходы. А ещё отдаём на гуманитарные цели, тут же орнитологические исследования, вопрос о воронье. Не в деньгах ведь счастье?
   Я кивнул головой, вместо ответа.
   – Приходи, будет интересно.
   Валерий Викторович засиял улыбкой. Очень естественно и просто распрощались. Точка – появление пациента.
   Приподнятое настроение, воодушевление и мысли, мысли, мысли... Открылось... Я снова занял своё место в мироздании...

   Шурутов обрадовался звонку, затараторил в микрофон:
   – Друга забыл, да? Неправильно поступаешь. Но ведь вспомнил – это правильно. Как дела? У меня нормально. Слушай, старик, в самом деле, куда ты запропастился?
   – Хотелось бы пообщаться.
   – Дружище, что за вопрос, очень рад. Приходи вечером. Договорились?

   Его комната, как и прежде, разукрашена красочными плакатами, календарями, картинками. Он привычным жестом нажал кнопку – взревели колонки, задёргались цветные огни. Мы развалились на диване.
   – Ну, старик, рассказывай.
   – Кругом болтают о каком-то воронье, бестолково и невнятно.
   – Краем уха слышал. Тебе-то что?
   – Просто так.
   Дверной звонок протяжно забулькал. Славка подскочил.
   – Наверное, ребята.
   Раздаётся шум гостей, возбуждённых собственным появлением.
   Дверь распахнулась. Первыми вошли парень с девушкой, едва кивнув мне, тут же запрыгали в танце. За ними появились две девушки и наш общий друг Коля Плечов. Николай русый невысокий пытается зарасти бородой и усами.
   Славик знакомит со своей девушкой: стройная и высокая Света. В её тени молчаливая подруга Надя.
   На столе сладости, чай, красивая бутылка. Впрочем, к вину никто не притрагивается. Парочку, появившуюся первой, зовут Дима-Инна. Они без устали кормят и поят друг друга.
   К манере общения Николая надо привыкнуть. Думает о чём-то, молчит, молчит, скажет коротко, молчит... Здесь его понимают.
   – Возле вашего подъезда малыш выламывал у дохлой вороны крыло. Не поддаётся, слышен треск костей.
   Инна вытянула губки:
   – Мы за столом, Коленька!
   Дима вторым голосом:
   – А мы видели запутавшуюся в шнурке, повисшую на высоком дереве.
   – Дались вам эти вороны. Только и слышно на работе, в транспорте. Друзья собрались отдохнуть и то... Это неправильно. Ну, есть пара десятков дохлятины, так и всегда было.
   Света возразила:
   – Они может и правы, что бьют, слишком уж много расплодилось, особенно зимой. Если так пойдёт дальше, то и нам места не останется.
   Инна быстро-быстро перебирает слова:
   – А я знаю, у нас говорят, у них оружие есть и даже ракеты. И ещё лаборатории, где выводят новых специальных птиц, которые бы с зубами и разрывали настоящих. А сами бы не имели потомства. А то, что сейчас убивают, – работа их боевиков. И что главная у них женщина... или мужчина...
   Иссякла, умолкла.
   Славка выждал паузу и невинным голосом спросил: "Так мужчина или женщина?" За столом грохнул хохот. Инна залилась краской, Дима спас её длинным поцелуем.
   Весёлая парочка уже не ищет повода для нежных ласк: процесс идёт непрерывный. Гостеприимный хозяин вначале сдерживался, оглядываясь на нас, но и они со Светой уже слились в поцелуе.
   Я устал прятать глаза. Николай и Надя, наверное, стесняются моего присутствия, они безучастны друг к другу.
   Шурутов протестует: "Не уходи". Соблазняет записью концерта модной эстрадной звезды.
   Коля и Надежда присоединяются ко мне, ссылаясь на какие-то неопределённые, однако, весьма срочные дела. Славке ничего не остаётся, как отпустить нас с миром.
   Пунктиры серебряных искр на мокрых ветвях после дождя. Красно-жёлто-зелёное перемигивание на далёком перекрёстке.
   У подземного перехода Николай сказал, что вряд ли мы пойдём с ним совсем в другую сторону. Ещё раз извинился и пропал.
   Из вежливости попросил разрешения проводить девушку.
   – Как хочешь.
   Пришлось идти. Долго, долго молчим. Россыпь бликов по асфальту. Стук её каблучков.
   – Я думал, ты с Плечовым.
   – Он не против. Старая история. Не наша с тобой тема, хорошо?
   – Буду нем, как рыба.
   – Не обязательно. А почему морщился и отворачивался от чужих поцелуев? Ты ханжа?
   – И ты восторга не проявляла.
   – Я – другое дело. Меня это не волнует.
   – Меня тоже.
   – Больной?
   – Нет.
   – Тогда ослеплён всемирной идеей?
   – Нет.
   – Значит будешь.
   Рассмеялись. Оживление – подходящая минута для вопроса:
   – Инна наговорила всякого смешного вздора, да?
   Она сразу вернулась к серьёзности.
   – Почему тебя это интересует?
   Поразился, как быстро и совершенно верно поняла меня.
   – Праздное любопытство.
   – Странная логика: она болтает, а вопрос ко мне?
   – Все смеялись, кроме тебя.
   – Это не повод. Ну, а если бы мы не пошли вдвоём?
   – Тогда рядом не было бы собеседницы.
   Несколько секунд паузы.
   – Есть такое "Орнитологическое общество". Слышал?
   – Нет. Хотя, кажется, да.
   – Они широко рекламируют свою деятельность по изучению жизни городских птиц.
   – Ничего предосудительного.
   – В том-то и дело, именно в их адрес слухи, похожие на застольную болтовню.
   – Ты считаешь?..
   – Я очень плохо умею считать.
   Настроение у неё портится, и девушка не скрывает этого. Предчувствую: ниточка тоненькая, может оборваться. Но как не потянуть? Когда ещё увидимся?
   – Почему именно вороны? Есть голуби, воробьи?..
   – Вопрос не принципиальный, но чёрное лучше.
   – Ты так думаешь?
   – Довольно о глупостях. Ничего конкретного не знаю, кроме сплетен. Инна больше расскажет. Спасибо, провожать дальше не надо.
   – Надя, секундочку.
   – Ну?
   – Может быть, это как-то связано с предприятием "Здоровье"?
   Соединяющая нить глухо оборвалась, безжизненно повис свободный конец. Взгляд ожёг неприязнью и потух.
   – Вот что, парень, ты мне надоел. Отвали.


III

   Погожий день поздней осени, настроение отличное. Кажется, что пронизывающего холода и не будет.
   Встреча с Надей минут через двадцать, накануне узнал у Славки её телефон. Он посмеялся: недавно спрашивала обо мне то же самое.
   Я позвонил "просто так", договорились увидеться.
   Над городом висит облачная реклама в виде эмблемы Службы Безопасности Планеты.
   СБП, последнее время, развила бурную деятельность по вербовке в свои ряды пополнения. Яркие книжечки, зазывающие на службу, наводнили прилавки.
   Для создания рукотворных облаков, самого шика в рекламном деле, выбирают наиболее безветренные дни. Изображение, тем не менее, обязательно искажается, что привлекает к себе не меньше внимания.
   Путь лежит мимо стройки возле училища. На строительной площадке возня людей и механизмов, развороченная земля.
   Мешкаю, проходя мимо временных ворот из стальных прутьев. Предчувствую, нет, уже точно знаю...
   Пётр Георгиевич выходит прямо на меня. Прямые тёмные волосы, проседь у висков. Лицо узкое, глубоко посаженные глаза. Как всегда энергичен и безукоризненно одет.
   – Фёдоров. К нам?
   – Я мимоходом. Строится...
   – Стоять будет, никуда не денется. Как дела, санитар?
   Насмешливое слово обожгло. Стараюсь заблокировать обидчивость, но не знаю насколько надёжно.
   – Что, может быть, уже работаешь на "Здоровье"? Люди там деловые, хваткие, с ними не пропадёшь.
   Отвечать нечего, молчу.
   – Если ещё не приглашали, то не пугайся. Предложат место случайно, при совершенно нечаянной встрече, вовсе не настойчиво, а корректно. Всего хорошего, Валентин. Дела дружок, дела. Зашёл бы как-нибудь ко мне.
   Я выдавил из себя: "До свидания". Он посмотрел вверх, на рекламу, помедлил. Сказал совершенно другим тоном: "Грубо. Ты обязательно заходи, есть, о чём потолковать". Кивнул головой и быстро ушёл.
   Дорожки, оттенённые изумрудом травы, длинная одноэтажная пристройка остались только в памяти. И цветник, разбитый Мудром, исчез, нет любимых всеми берёзок. На этом месте теперь грязный мокрый котлован.
   Замедляю шаги возле подъезда, смешанное чувство хорошо знакомого и чужого.
   ... По ступенькам, по знакомым щербинам и трещинкам. Красное пятно стеклянной таблички на фасадной стене, с левой стороны. Белыми буквами помельче: "МИНИСТЕРСТВО ЗДРАВООХРАНЕНИЯ", ниже крупными: "МЕДИЦИНСКОЕ УЧИЛИЩЕ". Неровный скол в верхнем правом углу. Он был всегда, а вот краска буквы "М" отслоилась изнутри сильнее прежнего.
   Над входом вылинявшая строка из клятвы Гиппократа, её ещё можно прочитать, хоть и с трудом...
   Помню недоступность мечты на пьедестале этой надписи и надежду. Надежду гадкого утёнка на воплощение сокровенного. А потом гордое ощущение первокурсника – приобщённость...
   Мысли о времени, в реку которого не войти дважды, потекли сами собой. Просто и понятно до грусти, стало даже неловко за банальность.
   К Круглову так и не зашёл. Сначала было некогда, а потом много времени прошло. Мог возникнуть законный вопрос: "О чём раньше думал? Мы уже взяли человека". Впрочем, может к лучшему?

   Ладная крепкая, среднего роста, длинные тёмные волосы. Весела. Заглядывает в глаза, стараясь, то ли найти похожее настроение, то ли создать его у меня.
   Картина из облаков ещё держится во всей красе. Поймала мой взгляд.
   – Дядя сказал, это с конкретным прицелом. Им надо добиться увеличения ассигнований на перевооружение. Ну почему ты такой грустный? Развеселись! Видишь, какая погода. Я сегодня с самого утра...
   Теперь от вопросов ей не уйти.
   – Тебе важно знать, что я не в "Здоровье"?
   Сразу превратилась в знакомую мне серенькую серьёзную девушку.
   – Не сердишься за тот вечер? Просто я испугалась.
   – Чего?
   – Их. Меня предупреждали...
   – А что, заведение как-то связано с этим?
   – Непосредственно, и не только оно, похожих предприятий несколько. Прежде всего, это финансовый источник организации. И потом, часть исследований проводится в тихих, хорошо оборудованных закутках.
   – Я ничего не заметил. Кажется, и места нет.
   – Допускаю, именно там пусто. Даже не представляешь, как бы хотела быть подальше от всего этого. Счастье ещё, что мне известно очень мало.
   – Кто они?
   – Очень разные люди, есть и настоящие боевики. Конспирируются.
   – Их преследуют?
   – Нет. Да и за что?
   – Играют в таинственность?
   – Видишь ли, они убеждены, что Высшее координационное собрание Земли приведёт планету к хаосу и гибели. А раз так, то кому-то необходимо взять на себя неблагодарную роль спасителя, организующей силы. "Глупость" традиционной власти будет противиться "разумному" подходу к решению проблем, поэтому охота на них неизбежна.
   – И что собираются делать?
   – Активно противостоять неразберихе, ввергающей мир в катастрофу. Решительными действиями, железной рукой установить новый порядок, тогда будет хорошо.
   – Считаешь, не правы?
   – Боюсь. В истории много раз было похожее, большой кровью заканчивалось.
   Снова ровна, рассудительна.
   – И много сторонников?
   – Организация растёт. А когда прошёл слух, что вороны носители неизвестной, но очень страшной инфекции, стремительно увеличивается.
   – В санэпидстанции про такие штучки слыхом не слыхивали.
   – И хорошо, что нет, но у людей ещё свежи в памяти ужасы Невесомой болезни. А вдруг(?) – будет не до иронии.
   – Много лет как объявлено, что Невесомой на Земле нет.
   – Не допускаешь, что оставили чьи-то грязные руки культуру мутантов в пробирке и ждут?
   – Чего?
   – Мало ли. Надоело об этом, я хотела.., хотя, впрочем...
   Обиженно уставилась на меня. Такое молчание обязательно закончится для неё навернувшимися на глаза слезами.
   – Надя, как ты думаешь, удастся эта кампания?
   Выразительно посмотрел на небо.
   – Думаю, да. Дядя говорит, что, кроме вполне понятных корыстных устремлений, в этом деле есть политические интересы Высшего собрания, объективные факторы, и... Хочешь поговорить с ним? Он лучше расскажет. Уж извини, меня проблема мало интересует.
   – Зайдём в "Берёзку"?
   "Что она из себя корчит?" Сдерживаю раздражение, готовое перерасти в понимание. Если сейчас закапризничает, немедленно уйду.
   Девчонку вдруг как подменили.
   – Пойдём, только не туда. Я знаю другое место. А, правда, красивый день? Видно, что зима уже вот-вот начнётся, и совершенно не хочется думать про напасти. Кажется, что уже никогда не будет серости. Правда?
   – Правда.
   Она опять смеётся, шутит, веселит... Поддакиваю, киваю головой, улыбаюсь.
   Мы утонули в креслах возле низеньких столиков. Приветливая официантка сразу же приняла заказ.
   Действительно неплохо, даже головизор есть – самый зрелищный шик. Это когда над головами медленно плывут поющие и танцующие фигурки. Впечатляют объёмные, слегка прозрачные тени.
   – В "Берёзке" тоже хорошо. На каждом столике лежат экраны.
   – Да?
   Заговорщицки посмотрела на меня то ли хитро, то ли внимательно. И, после успешно выдержанной паузы, с силой выдала:
   – Мой тебе совет: с Вероникой поосторожнее. А уж моего имени и вообще никогда не упоминай.
   Я ей не поверил. Вообще не верю ярким импульсивным заявлениям.
   – Ты знакома с Мудровой?
   – Она из "тех".
   Над нами закружился боевик. Смотрим, пьём, болтаем… Расслабился… Надя наговорилась вволю...
   Провожаю уже в сумерках. Она, выходя из кафе, пару раз украдкой оглянулась: то, доставая из сумочки платочек, то на громкий спор парочки.
   Последние слова на прощание совсем без улыбки: "Теперь я никого не боюсь. Тебе рассказала и ты за меня в ответе".

   Ужасно не хочется идти домой, в устоявшийся воздух одиночества. Свернул на боковую тропинку, она повела меня немного влево. Я знаю, скоро покажется водоём. О нём не заподозришь даже и в двадцати метрах, лишь у края ложбины открывается зеркало.
   В своё время естественную низину углубили, оформили берега. Вода поступает, вернее, ниспадает по бетонным уступам. Каскады шумят и искрятся, потом растекаются гладью.
   Спускаюсь к набережной, к плоскости отражений.
   Мелодия струй завораживает, и уносит куда-то в волшебную страну. Запах, живший подспудно всегда, разбудил сладостную мечту. Аромат фантазий, веры, надежды.
   Пунктиры множества вечерних окон змеятся по воде светящимися лентами. Извивающиеся полосы поют – раздвигается пространство – распахивается даль. И вот лишь прозрачная сверкающая занавеска прикрывает вход в тёмный манящий мир...
   ...Некто, почти неизвестный, мог быть сейчас рядом. И я бы говорил и рассказывал о том, как глубока и таинственна ночь, а она бы слушала и сама бы мне рассказывала...
   Растворяюсь... Тепло и холод, упругость и твёрдость, они не во мне, я не в них. И этому нет имени... Этому не должно, не может быть предела. Бесконечен я, живое, галактика, вселенная, сумма вселенных, сумма сумм вселенных...
   Почему-то пришло в голову имя Надежды. С какой стати именно оно? Возможно, что у Неё вообще нет имени, облика?..


IV

   Снова весна. Прежний порядок мороза рухнул, новая погода принесла мокрый хаос, проявила налёт сажи на тающем снегу: автомобильное дыхание города за зиму.
   Люди пытаются что-то убрать, подчистить, чтобы хоть как-то навести порядок. Лопаты глухо шаркают, задевая асфальт, вращается, сметая слякоть, щетина снегоуборочной машины...

   Вороны рваным тряпьём валяются на сером поле. Порыв ветра толкнул сломанный колосок, висящий на невидимой ниточке, он метнулся туда-сюда и застыл.
   Прилизанная головка уткнулась клювом в грязь, здесь делать нечего. Подцепил железным прутом за крыло и швырнул в мешок.
   Эпидемия разразилась среди птиц месяц назад. О случившемся сообщили в сводке тревожных событий планеты, объявлен карантин. Невидимые барьеры преграждают путь пернатым по огромному кольцу вокруг города – ни влететь, ни вылететь.
   Из столицы прибыли передвижные лаборатории. Работаем без выходных. В этой круговерти я уже и забыл, что такое выспаться всласть, посидеть спокойно у телевизора.
   Мобильные исследовательские комплексы и строгая изоляция – печальный опыт Невесомой болезни. Бактерии, безобидные на Земле, переродились в космосе. Назад они вернулись в виде смертельной заразы. С трагедией удалось справиться только через пять лет.
   Упорные слухи об опасности птиц для людей не утихают. Новые и новые волны чудовищных выдумок множатся, несмотря на официальные заявления, что нет ни одного случая заболевания человека. Ворон бьют всюду.
   Ветеринары нашли, если сделать больным инъекцию некоторых веществ на основе АТФ, наступает выздоровление. Пернатых, окольцованных во время лечения, находили убитыми только механическим способом. Срочно выпустили партию специальных игл с одноразовым количеством лекарства, их раздают на каждом углу.
   На ногах с раннего утра. Сначала оперативка, потом площади, поля, парки, мусор. Вечером лекции: пропаганда оказания содействия несчастным. Власти организовали, кроме того, массовые выезды на помощь пострадавшим. Город необходимо очистить до наступления тепла.
   Я позвал друзей на одну из вылазок. Света наотрез отказалась даже видеть "мерзкую падаль". Сказала, что лучше займётся организацией обеда. В помощь ей оставили Славика.

   Нас встречает промозглое хмурое утро. Коля шутит, Надя улыбается, Дима и Инна пританцовывают, пока ещё наполнены домашним теплом.
   Собралось десятка два человек. Коротко напоминаю задачу перед началом работы. Дело простое: есть признаки жизни – укол, иначе убрать.
   К двум часам в основном закончили, но не расходимся. Нужно подождать некоторое время, чтобы оценить действие препарата.
   Люди, очень разные вначале, теперь чем-то похожи друг на друга. Собрались у борта машины озябшие и притихшие. Попытка спрятаться от ветра оправдывает себя разве что психологически. Я думаю, что понимаю их.
   В первые дни мне тоже становилось жутко. Добровольцы приходят и уходят, редко кто появляется повторно, а я обязан каждый день...
   Инна заговорила с неожиданной серьёзностью, оттенённой лёгкой хрипотцой в голосе.
   – Как думаешь, души погибших птиц улетают туда же, куда и наши? Или нет? Я знаю, у каждой есть душа, я видела сегодня. Она так смотрела, так смотрела... Они как мы...
   Никто и никак не отреагировал на её слова. Даже Дима молчит.
   Наконец зашевелились. Некоторые начали ходить, пытаются взлететь, взлетают. Народ как подменили, подбадривающие крики. Ещё минут через двадцать даю команду подобрать безнадёжных, ввести дополнительную дозу и разложить корм оживающим. На сегодня хватит.
   Ребята уехали, а у меня забот полон рот: нужно отвезти оставшиеся иглы, подписать бумаги, отправить машину.
   Спешил и добрался как раз вовремя. Света только начала накрывать на стол. Славик болтает с Плечовым. Дима-Инна углубились во внутренние проблемы. Я успею ещё умыться.
   В ванной комнате, после секундного размышления, решил выкупаться целиком.
   Погружаюсь в тёплую воду по самые уши. Первое – шум собственного дыхания, он почти оглушает. Скоро проявляются и другие звуки: басовитость неведомых великанов, отголоски каких-то ударов и толчков. От удовольствия жмурюсь – рай после холодной сырости.
   Закрыл кран, звучно упали последние капли. Зажурчало в печени, булькнуло где-то в области селезёнки, глухо перекатилось в желудке. Из нарастающей тишины проявляются знакомые голоса. Даже удивился, как отчётливо они различаются.
   Счастливый случай: чувствую каждую клетку в себе, но вот говорит Инна, я её прекрасно слышу, и одно не мешает другому.
   Вспомнил неожиданную фразу девушки о вечном. А насколько бессмертен лист, мокнущий в осенней луже? А миллионы убитые оптом, ставшие водой и золой? Как для них не подготовленных, не причастившихся, не примирённых?
   Смывает и горы. Тайна времени..., его капилляры, ручейки, потоки...
   За столом на меня обрушилась усталость. Друзья, пожалуй, ничего не заметили. Болтают, как ни в чём не бывало, и это успокаивает.
   Комната в полумраке светящегося экрана, убаюкивает согревающее соседство Надежды. Никуда бы не двигался от дремотного тепла, а ещё добираться домой...
   Расходимся. Света на прощание: "Устал?"
   – Отдохнул, Светочка. Спасибо за всё.
   Поцеловал в гладкую щёчку. Дружно распрощались.
   Злой порыв ветра пронзил лёгким ознобом. Тлевшая бодрость устояла и вспыхнула побеждающим пламенем. Прилив сил, ясность в голове.
   Надя дрожит, сутулится, нос посинел.
   – Ах, вот ты как! Мёрзнуть!
   Схватил её за руку покрепче, побежали. Она хохочет, упирается, бежит. Отстаёт и снова рядом.
   – Теплее?
   – Ага.
   Счастливо рассмеялась. Болтает.
   – Так бы всегда-всегда, вечно.
   – Если бы не было конца.
   – Ты нарочно хочешь испортить настроение?
   Её голос дрогнул. И понимаю, надо остановиться, и какой-то чертёнок...
   – Сегодня то, что мы собрали в машину, отвезли в бункер для уничтожения. Из кузова в дыру обрушилась сплошная чёрная масса. И исчезла... Туда же скинули случайно зацепившихся, несколько штук. Так вот, для каждой из них...
   Остановился на полу фразе. Выжидаю. Не расплакалась, к моему удивлению, возразила:
   – Ты говоришь про убийство. Я же имею в виду любовь.
   – У нас с тобой молодые годы, а будут старые. Само собой, и любовь имеет последнюю точку – безвозвратность. Лист упал и пропал.
   – Символ жизни – зелёное, плодоносящее древо.
   Удивился, откровенно говоря, насколько точно понимает меня. Умная.
   Действительно, есть живая ткань времени. Не условность точек рождения и смерти, а непреходящая жизнь. Не одна плоскость бытия, а множество... Где? Какие?
   Мы незаметно подошли к месту прощания. Рукопожатие затянулось. Начинаю чувствовать себя неудобно.
   – Разумеется, мне до Светы далеко. Пока.
   Вырвала руку, быстро уходит.
   – Надя.
   Побежала к подъезду, скрылась за дверью.
   Огорошен, даже намечается лёгкое огорчение. Чего взбесилась? Из-за поцелуя светиной щёчки? Смешно. Никто и внимания не обратил. Несуразная выходка.
   Ходьба возвращает равновесие. Иду куда-нибудь...
   Движения, память, внимание отпускаю в свободное плавание по воле случайного шума, причудливых и неясных очертаний луж, бликов ламп и отражений... И ноги ведут меня...
   И ноги привели к стройке, здесь уже выросло пять этажей. Переплетения стальной графики крана уходят в темноту. Кирпич, доски, какие-то механизмы.
   Невидимый прожектор кидает на стену белое пятно. Оно окружено быстро таящим ореолом.
   Стою и не знаю, чего хочу. Ведь есть, есть какое-то желание.
   В этот, не очень поздний вечер, прохожих много, и среди них я что-то выискиваю. Нечто заставляет меня обернуться. Теперь уже знаю точно – Вероника. Ещё несколько секунд, и мы столкнёмся нос к носу.
   – Сколько лет, сколько зим! Решила, найду тебя здесь.
   – Трудно оторваться от тепла в плохую погоду.
   – Я надёжно одета.
   – В халатик?
   Она изобразила любопытство, тут же сменив его на яркую интонацию иронии:
   – От тебя, умничка, ничего не скроешь. Действительно, поругалась с Петей, решила прогуляться. Шла и думала, хорошо бы тебя увидеть. А ты, тут как тут.
   Маленькая пауза.
   – Строится.
   Зачем сказала? Только бы не молчать?
   – Заглянем? Давай? Ведь любопытно.
   Решительно зашагала вперёд, обходя препятствия, перепрыгивая, балансируя...
   ...Густые сумерки изрезаны полосами прорвавшегося снаружи света. Уже устоявшийся запах строительной пыли. Таинственность замусоренной лестницы, голые перекрытия этажей, вертикали опор. Почти не верится, что всё происходит не во сне.
   Замедлила шаги, её пальцы нашли мои. Тёплая ладошка. От сладостно-тревожного предчувствия ещё холоднее стали собственные руки.
   Мы крадёмся всё выше и выше. Остановились. Едва ли не ощупью прошли тёмным переходом на простор голых бетонных плит.
   Строительная площадка хорошо просматривается с высоты. Созвездия огней теряются в дымке. Я вдруг отчётливо вспомнил...
   – Мне кажется, что взлетал отсюда. Плыл над городом, за город.
   – Скорее всего, случилось, когда тут ничего не было? Да?
   Вопрос задан очень серьёзно, сочувствующий тон голоса. Почти машинально отвечаю подсказкой:
   – Да.
   Смеётся долго и от души. В голосе низкие бархатные нотки, что-то завораживающее, женственное, притягивающее.
   – Милый фантазёр не обижайся. Это, наверное, очень забавно летать ниоткуда в никуда.
   Всё ещё улыбаясь, подошла и поцеловала меня в губы.
   Стоит у самого края, смотрит вниз, что-то говорит. А я ничего не понимаю. Знаю только – она меня поцеловала. Пытаюсь и никак не вспомню, что же почувствовал несколько секунд назад.
   В голове сначала случайно и робко, потом всё настойчивее и требовательней пульсирует: "Я хочу, я должен, я обязан её..."
   Моё движение скованно, жесты судорожны, угловаты. Попытался обхватить, выскользнула и метнулась к лестнице.
   Вдруг неловкость пропала, рванулся вслед за ней. Несколько прыжков, нагнал на ступеньках, взял за плечи, повернул к себе лицом.
   "Я очень хочу тебя поцеловать". Обнял мягким настойчивым движением, и в его начале ещё был вопрос, а в конце раскрепощённость и свобода губ...
   – У тебя чёрные, как бездна, глаза.
   – Потому что темно.
   – Значит, ими смотрит сейчас ночь?
   Она тихонько рассмеялась.

   В суете предвыходного дня – музыка приподнятости.
   Рассматриваю красочные витрины.
   Под небольшим навесом разноцветный товар продавца газет и журналов. Бойкий парень глубоко убеждён, что любому встречному крайне необходимо купить у него всё.
   Останавливаюсь в толпе зевак возле роскошного центра Регистрации Брачных Союзов. Сам себе удивляюсь: прежде я не задержался бы тут и ради шутки.
   Молодые выстраиваются, готовясь к торжественному шествию. Лица одинаково радостные, несмотря на холодную, хмурую погоду.
   Двери распахнулись, впустили и захлопнулись. Осчастливленные выйдут не скоро. И я, чужой в этом веселье, ухожу.
   Вот бы сейчас поспорить с учителем, припомнить ему "кирпичики", из которых строится пирамида. Жалко, этот пример не пришёл тогда в голову. Обязательно козырну образом бракосочетания при встрече.
   Вершина пирамиды требует не бога, не двуглавого. Сами кирпичи порождают и основание, и вершину. И рот, и анальное отверстие. Сами – хищник и жертва. Для осуществления этого нужно всего лишь обтесаться до одинаковой формы. А потом самостоятельно в кладку уложатся, заодно и творца придумают.
   Этих вот, вчера ещё разных, сегодня проглотил ритуал. Он их переварит и выкинет уже обрезанными, спрессованными, упакованными в рамки насильственных обязанностей.
   Понимаешь или нет, хочешь либо протестуешь – тащит пирамиду мощным течением рока к благоденствию, может, к пропасти...
   Поспорить с Мудром... Да уж... Есть ли чувство вины перед ним?
   Меня сводят с ума её губы. Едва увижу, исчезает балласт рассуждений, сомнений. Окунаюсь в поцелуй...
   Страшно поверить в то, что происходит со мной, но и не верить как же?..
   Мучительное ожидание встречи. Когда объявится? Настрого запрещено искать где-либо, звонить. Причина самая непререкаемая – муж. От этого не легче.
   Её голос объявил сегодня из телефонной трубки: идём на выставку молодых художников. Мы с Надей уже там были, она заманила тем, что организовало показ Орнитологическое общество.
   Под названием "Летающая не пройдёт", пояснение: не должна повториться трагедия Невесомой болезни. Возможно намёк на слухи об опасности птичьего мора для людей. Хотя, полномочный представитель оргкомитета воспротивился такой трактовке, подчеркнув, в интервью, озабоченность болезнью пернатых.
   Мероприятие имеет грандиозный успех. Громогласно объявлено, что авторы жертвуют часть средств от продажи работ на благо подвижнических целей Общества.
   Дела, видимо, идут отлично. Уже тогда, когда мы с Надеждой посетили выставку, на подавляющем большинстве рамок стандартные карточки: "Продано". Хорошие деньги зарабатываются, судя по всему.
   Картин ужасов наших свалок и парков почти нет, не смотря на задачу выставки способствовать избавлению птиц от беды. Чаще привычные темы человеческих несчастий времён большой эпидемии. Ну и, конечно, экстремизм молодости – авангардизм.
   Неизбежное множество обнажённых натур, в основном женские тела, довольно тривиально. Только одно вызвало у меня удивление.
   Женщина сидит в удобной позе, но не расслабленной, а готовой немедленно превратиться в движение. Лицо прорисовано не совсем чётко. Хочется, и будто бы можно, разглядеть знакомое. Тем не менее, все попытки узнавания проваливаются.
   Складки одежд обозначены только ниже пояса. Гордо вскинутая головка увенчана копной тёмных волос, высокая грудь.
   – Надя, смотри, у дамы нет сосков.
   Привычно сосредоточилась, подумала.
   – Ну, наверное, видение художника.
   – Хочется добавить, чересчур особенное.
   Мы рассмеялись. Рядовой эпизод, а мусолится в голове. Протест зреет позже, с размышлениями.
   Я, разумеется, не сказал Веронике, что уже был здесь. Раздумает брать с собой, чего доброго. У кассы очередь небольшая, но стоять вообще не пришлось, входные билеты преподнесли.
   – Не удивляйся, предварительный заказ. Подумала за нас обоих, в отличие от тебя.
   Не стал возражать, уточнять. Мы под неусыпным наблюдением добрых молодцев, как и всюду, куда она водит меня. Некоторые из них мне уже примелькались, да и они стали выделять меня. Друзья, знакомые?
   Пробежали выставку довольно быстро, нигде не задерживаясь. Несколько приостановились только у полотна, уже запомнившегося мне.
   – Если бы не так уродливо, можно подумать, что напоминает тебя.
   Охотно улыбнулась. Возразила.
   – Чушь, конечно. Художник сделал её похожей на всех вместе, и ни на кого конкретного. Так задумано. Почему же безобразно?
   – Не замечаешь? Преднамеренно опущены две маленькие детали.
   Я указал жестом, куда надо смотреть.
   – В самом деле. Ну, так что с того? Автор посчитал "деталь" не столь необходимой, или вредной для идеи. Допустим рассуждения такого плана: "Убрать соски и взглянуть на неё, как на нечто духовное. Такова моя любовь: чистая, бескорыстная".
   – Тогда зачем вообще затевать раздевание?
   В её голосе зазвучали менторские нотки, излюбленный приём оборвать надоевший разговор:
   – Женская атрибутика, символизирующая нежность, обаяние, красоту. Так-то, малыш.
   – Идея мне не нравится.
   – Дело вкуса, пойдём отсюда.
   Мы бредём и бредём по городу. Без устали болтаем о таком, что сразу забывается. И не важно. Новые стайки порхающих слов слетают с языка легко, непринуждённо.
   Мы идём, и мне кажется, будто всё уже было. Не с другим, а со мной. Я, я радуюсь, что всё это повторяется тысячи лет. И я буду повторять это тысячи раз.
   Пронзило о картине.
   – Ника, а знаешь, что неприятного в том образе?
   – Ты всё ещё про выставку?
   – Да. В таком виде грудь – нелепые непонятные наросты, уродство на человеческом теле. Выдумка, фантазия конечно, но это сверху, а внутри, извращение творца.
   – Ой, ой! Прямо "извращение".
   – Художник представил себя обделённым, обойдённым. Вот он и решил догонять мечту, да ещё и в маске бескорыстия. Нагота не обманет. Именно гиперсексуальное, больное бередит его душу. Тайное побуждение художника не чистота, а тешащаяся неудовлетворённость, или мечущееся пресыщение, или извращённое сладострастие. В любом случае поиск утраченного рая там, где его никогда и не было. Выход прост, нужно дотронуться до живого, не придуманного.
   Рука сама собой протягивается и касается того места. Чувствую сквозь шубу мягкую упругость, обжигающую ладонь.
   Она не отшатнулась.
   – Эк, малыш, тебя разобрало.
   Парк пустой, голый. В сумерках из-за деревьев прорвался луч уличного света и сгустил темноту. Мы застываем на бесконечном вдохе поцелуя.
   Уже устали губы, но нельзя их расслабить. Потому что она сейчас уходит, потому что моя рука на том месте. Я обнимаю её и не могу отпустить. Мне хочется ещё и ещё, и я уже не знаю чего...

   В городе неспокойно, зловещие слухи накатываются волна за волной.
   Человек на перекрёстке доказывает с пеной у рта, что видел больного, и у дистрофика обнаружен птичий вирус. Врёт, судя по экспрессивности. Если случится несчастье, убеждать никого не придётся.
   О том, что во всех бедах обвиняют Школу Мудрости, я услышал первый раз от Надежды. Мысль показалась смешной, невероятной.
   Теперь об этом говорят все. То и дело слышно: "Надо закрыть этот заразник". "Неизвестно, чем там занимаются". "Есть у них особая группа"...
   Похоже, кто-то распаляет людей. Надежда убеждена, дело рук "орнитологов". Якобы решили, что момент для перехода к активным действиям наступил.
   Сомневаюсь. Зачем поливать себя грязью? Если действительно существует зловредная организация, то, по крайней мере, одного участника я знаю. И он – выпускник медучилища.

   ... С порога резкий запах тревоги. Тусклое: "Проходи. Чай будешь?"
   Понимаю, от тишины осталась только оболочка, да и она продержится только до моего вопроса.
   – Ребята, что случилось?
   Комната взорвалась. Надежда сдавленно зарыдала, к ней бросились Света и Инна. Такой реакции я не ожидал.
   Надя судорожно всхлипывает или захлёбывается водой, которую ей тут же принесли.
   – Я сейчас, сейчас...
   Женщины и шум уходят в другую комнату. Попросили Диму присмотреть за ними. Славик рассказывает:
   – Ещё вчера Надя звонила Светлане и жаловалась на непонятную тревогу: "Каркает беду что-то внутри". Подруги минут сорок поболтали о пустяках и успокоились.
   Надя с Инной работают почти рядом. Собрались, как обычно, перекусить, но... туда Надя не пойдёт: готовят отвратительно, отравят. Там слишком далеко, да и подозрительные типы вечно шляются. Потом вообще раскричалась, чтобы её оставили в покое.
   Естественно рассорились. Надежда расплакалась: "Никому не нужна; бессмысленная жизнь..." И в том же духе до идеи самоубийства.
   Девушки вернулись на рабочие места со слезами. Естественно, Инна, отчасти встревоженная, отчасти обиженная, позвонила, кому смогла. Света просто не придала особого значения: мало ли... А Дима пообещал встретить.
   Скоро Надя сразила Инну по телефону совершенно "пресным" голосом и непонятной фразой: "Передавай привет ребятам". Инна немедленно забрала Надю с работы и сюда, а ускользни она? Говорит, что была почти невменяема, с остекленевшими глазами.
   Я отметил:
   – У вас невыносимая стрессовая вонь. Наверное, прокоптились насквозь.
   Славик поёжился.
   – Есть немного. Девочки заляпались, надо очищать.
   – Нападение?
   Голос подал Плечов, я сразу поверил ему. В вопросах диагностики он мастер, даже Мудр никогда не проверял.
   – Далеко не случайное, тщательно подготовленное. Конечно, методика известная, а материально – достаточно пара волос. Где угодно добудешь: на пальто, в мусоре. Настораживает, что специально охотились.
   – Ладно, думаю, мне нужно пообщаться с Надей.
   Собрались все вместе. Надежда очень бледная. Всматриваюсь в остальных.
   Дима практически чист. У девочек пятна гадости, стряхнуть несложно, да и самостоятельно очистятся, вода хорошо смывает. С Надеждой плохо.
   Наедине. Плотно закрываю дверь, задёрнул шторы. Немой страх и немая просьба. Начинаю с вопроса:
   – Тебе рассказали, что произошло?
   – Не очень понятно, какое-то нападение...
   На ауре прорисовывается... О-го-го! Хищное, звериное, вросшее и... реагирует на меня. Скверно. На всякий случай заблокировал своё присутствие.
   – Поможешь, и быстренько справимся с проблемой.
   – Я не знаю, не умею...
   – Для начала успокойся.
   – С тобой легче. Почти удаётся...
   Оно моментально зашевелилось, извивается. Видимо, настроено на попытку отторжения. Не случайный злобный выпад, а тщательная подготовка. И, бог знает, как Оно ещё нацелено?
   – Так хорошо, хорошо... Мы это выкурим... А теперь вспомни солнечный пляж, горячий песок, пронизывающий пропитывающий тебя свет... Ты почти прозрачная радостная, сверкающая радужными искрами...
   Её свечение разгорается. Гадина истончается, удлиняется... Теряет подвижность... Слитое с телом уничтожается им, но и питается от него. Возродится если не вырвать с корнем, оставить хотя бы маленький бугорок.
   – Вспомни себя маленькой девочкой, отчётливо вспомни. День рождения, подарки. Ты чистенькая новенькая, как только что подаренная кукла. Счастлива и очень любишь...
   Шло как нельзя лучше. И сорвалось... Оно ожило, окрепло. Всё ещё тонкое, но уже упругое, прострочило тело девушки в нескольких местах...
   Её начала бить дрожь. Тихо и слишком спокойно говорит:
   – У меня ничего не выходит. Не повезло тебе, слаба. Убьют тебя. ... И меня... Я во всём виновата, с ума сойду, если с тобой беда случится.
   Сильная девочка, держится.
   – Кричать хочется?
   – Справлюсь, пока ты рядом.
   – О чём подумала в последний момент?
   – Очень люблю тебя.
   Даже не пытаюсь успокаивать. Оно восстановилось в прежнем качестве, слегка вибрирует, размывая границы.
   – Ты мне лучше расскажи, как началось.
   – Сначала вечером, после восьми, а потом на работе. Я думала, что заболела.
   – Как начинаешь вспоминать меня, сразу плохо?
   – Да.
   – Может, мелькало недоброе, враждебное лицо?
   – Хоть отбавляй. А тебе что, не встречаются?
   – Очень пристальный взгляд?
   – Был. Где-то... Молодой человек... Его не помню, а глаза и сейчас.
   Ситуация прорисовывается, и она гораздо сложнее, чем оценивалось сначала. Агрессия осуществлена с учётом моей персоны, со знанием того, что я – непременный участник. Обязательно нужны мои материальные носители. Кто?
   – Кто-нибудь не хочет, чтобы мы встречались друг с другом? Родные?
   – Никто не знает. Я тебе и себе только сейчас сказала...
   – Среди знакомых есть психотерапевты профессионалы или любители? Хотя бы, увлекающиеся мистикой?
   Не отвечает, задумалась.
   – Кажется, начинаю понимать... На тебя тоже действует?
   – Расскажи.
   – Зачем? Брось это дело. Очень опасно, если то, что я думаю.
   Видимо, угадывает верно, потому, что Оно ожило и тугими кольцами обвило тело. Надежда болезненно сморщилась, дальше расспрашивать бесчеловечно. Хитрый противник, предусмотрительный.
   – Опять страшно?
   – Очень, за тебя.
   – Тогда, вот что. Постарайся совершенно отвлечься от своих догадок, откинуть страхи. Твоя помощь – держаться изо всех сил, не дать выплеснуться наружу внутреннему хаосу. Договорились? Представь себе картину, которой никогда не было, и быть не могло. Допустим, ты драгоценный прозрачный кристалл. Ловишь лучи света и играешь ими внутри себя, не выпускаешь наружу, запутываешь в лабиринтах плоскостей, связываешь в пучки...
   Удаётся настроить её и не потревожить паразита. Повоюем. Противник поступил мудро и экономно: Оно тлеет зародышем, не обнаруживая себя до определённого состояния желания, ситуации. Девушка сама оживит и вскормит энергией в нужный момент.
   Следовательно, по крайней мере, одна из ситуаций – это я. Тогда всё не так просто... Не дурак делал, ой не дурак. Есть заковырка...
   – Надюша продолжай, продолжай играть. Возьми сверкающую зелёную полоску спектра...
   Оно угасло, свернулось и стало практически незаметным. Лицо Надежды разгладилось.
   Начал потихоньку растворять свою защиту – зашевелилось, тонким ростком вылезло наружу. Вот и сошлись. Резко скидываю блокировку. Оно потянулось ко мне, пытается вырасти, но почти вся энергия тела, питающая его, занята. И нужна уйма времени, может, даже целая секунда, чтобы отнять её.
   Пользуясь моментом, вхожу в контакт. Двумя вращениями захватываю пока ещё немощного инородца, втягиваю в своё пространство. Вижу, как с трудом отделяется от неё, осталась небольшая, быстро сглаживающаяся трещинка.
   Выжигаю бешенством отторжения и неприятия попытку закрепиться на мне. Отрывается, разлетается, растворяется...
   Время боя – мгновение. Я устало проверяю себя, не осталось ли заразы. Нормально... Нет, показалось.
   – Интересная игра воображения, мне понравилось. Очень успокаивает. Бедненький, весь потный, открыть форточку?
   – Да. И шторы, и дверь.
   Мы с Плечовым ещё на несколько минут уединились. По горячим следам попросил Николая осмотреть меня. Мало ли что? Он подтвердил: чисто.
   – Незначительные шероховатости, конечно, есть, как и у каждого. Скорее всего, ты просто устал. Очень серьёзный случай?
   – Многослойна. Даже не знаю, какие уровни, сколько. Показалось, что и самого зацепило.
   – Не фантазируй, ты не ягнёнок, наверняка заметил бы подготовку. В таком деле без контакта и с тобой, и с ней не обойтись. А у вас с Надей общих знакомых, кроме нас, нет.
   Мне нечего возразить, он как всегда прав и логичен, но вот...
   – Ладно, оставим. Чисто и чисто.
   Чудесный вечер очень близких людей. Надя нежная, светящаяся радостью не отходит от меня. Понял, по заговорщицкому невниманию к нам, тут давно решено: так и должно быть. Мелькнула мысль, что неведомая Она из таинственного будущего, может, и есть Надежда? Только дай себе труд разглядеть её?
   Мы у знакомого подъезда. Целует меня, растворяясь в моих объятиях... Я целую и старательно пытаюсь раствориться сам... Скоро, скоро, скоро это получится...


V

   Пятница. Вероника Мудрова.
   Она приказывает называть себя "Вероника". Случается новичок обманывается простотой обращения, но моментально и навсегда запоминает: "Хозяйка".
   Ворон бьют всюду. Змеиные побеги страха и неуверенности взошли в городе. Паническое ожесточение разгорается само собой.
   Вероника распорядилась прекратить пропагандистскую работу, чтобы не зацепить Службу Безопасности Планеты. Муть слухов обеспечена и без агитации.
   Ей лучше других известно, что инфекция грозит только воронам, но уже никому не удастся убедить людей в безвредности птиц.
   Другое дело, что будет имитация заражения человека. Комедию разыграют правдиво, и, разумеется, с максимальными предосторожностями.
   Инцидент произойдёт в определённый момент в нужном месте. Пусть диагноз не подтвердится, а несчастный быстро окажется здоровым – свою роль сыграет. Пора подобрать кандидатуру "заболевшего", через недельку и подкинуть... Невольно заулыбалась, предвкушая действо.
   Надо позвонить Надюше. Осечки не должно быть, но старая привычка всё проверять меня ещё ни разу не подводила. Лишь бы она сама подошла к телефону.
   – Да, слушаю вас.
   Умница, умница, умница!
   – Привет, дорогая моя сестричка, как драгоценное здоровье?
   Чувствую, что настроение у неё сразу испортилось. Глупенькая она, я же такая приветливая.
   – Здравствуй.
   – Родная моя, очень нужно переговорить с мамой.
   Сработало. Великолепно! А камикадзе понарошку пусть будет наш Владик. Поваляется с температурой да с тяжёлой головой, больше не захочет рисовать меня на картинах.
   Отлично, отлично. Ай да мальчик, ай да малыш! Умелец. Конечно, силён, на то и рассчитано, милок у меня в руках.
   Он влюблён в меня, а она его достала и это кстати. Один послужит ширмой, другая получит своё по ходу жизни, так сказать, чтобы нос не задирала. Теперь её опять зарядят, вы у меня попробуете "любовь". Потом пускай мирятся или расходятся, как хотят.
   Большая потеха разыгрывается.
   А зачем?
   Вопрос промелькнул почти случайно, Вероника успела поймать его, забавляясь праздностью размышлений...
   Не верю в мировой порядок, слепленный Валерой из "хаоса мироздания". Мудровское "замри и услышь" ещё невыносимее. Руки, ноги, мозг требуют действий. Поэтому правильно, поэтому знаю зачем.
   А начиналось со скуки...
   Довольно. Что было, то было, а вот, что будет, посмотрим.
   С Надей получилось, и вариант "Школа" видится основным. Времени нет. Скоро подсохнет и можно считать, что момент упущен. Под ярким солнцем у чёрного цвета разнообразие оттенков, разрушается монолит безотчётной тревоги.
   Срочно нужно увидеться с нашим доктором-финансистом. Круглов последнее время раздобрел, животик выделяется. Впрочем, он всегда был не в моём вкусе.
   Придётся ехать к нему в "Здоровье". Встречи в кафе временно отменила, глупо подставлять под удар предприятие. Мои парни заметили подозрительных типов, сейчас выясняют, кто они.

   Пятница, спустя несколько часов. Вероника Мудрова.
   Мы излучаем яркое сияние взаимных улыбок. Он галантно целует мне руку.
   – Валерочка, дорогой мой, рада видеть полным здоровья.
   – Как всегда безукоризненна и обольстительна. И чем больше того и другого, тем серьёзнее намерения. Быть может, на сей раз, я в фокусе внимания?
   – Шутник, дорогой мой, всегда только ты на уме.
   Лимит улыбок израсходован, и меняю тон на деловой.
   – Валерочка, начинаем. Сегодня убедилась, что Надежда чистая. Значит, на малыше. Её нужно опять подцепить на "крючок".
   – Уверена? Способен и ускользнуть.
   – Сомнительно, но на всякий случай имеется безотказное средство. Не против, если лягу с ним в постель? Для алиби, только для алиби, не подумай чего другого.
   – Разумеется, разумеется, наложу на себя руки.
   Изобразил гротескную пантомиму отчаяния, а мне баловаться некогда.
   – Ладно, страдалец, проверь его. У тебя как дела?
   – Ещё недельки две...
   – Нет столько времени. Через семь дней "больной" должен быть обнаружен. Договорились.
   – Кого наметила?
   – Владислава. Сообщи ему и подготовь операцию. Не забудь, что при инциденте случайные фотографы с аппаратурой.
   – Владика за картину?
   Заулыбался с выражением: мы то знаем... До чего гнусная мимика.
   – Вовсе нет. Ты же гарантируешь безопасность?
   – Разумеется, но ещё бы недельки две...
   – Парень сам предлагал любые услуги. Скажешь, что лично я просила, это безопасно. В конце концов, не мне тебя учить.
   – Сделано.

   Пятница, этот же день. Валера Круглов.
   Мать зовёт его Лерочка.
   Он давно и прочно запомнил древнюю мысль: всё есть пища и пища есть всё. В широком философском осмыслении, разумеется. Значит, как ни верти, мир организуется единообразно по принципу усвоения. Это и есть трансформация материи для её упорядочения.
   В общем, ему глубоко плевать на замыслы Вероники. Эта взбалмошная бабёнка с необузданной энергией готова бунтовать против чего угодно, не задумываясь особенно ни о целях, ни о последствиях.
   Он хорошо знает, зачем всё делается. И ни её холерическое настроение, ни идеалы Мудра (а, заодно, и муженька; вот уж, действительно, парочка) ему не нужны. Зато необходим организаторский пыл этой взрывной куколки. Начало пути у нас совпадает.
   Кампания заключается в следующем: дискредитация Мудра, наиболее активного члена мэрии, заодно и мэра города. Досрочные выборы, и вот он, Круглов, на первой ступеньке...
   И тогда он, генератор организующих идей... Впрочем, это пока шкура неубитого медведя, а есть дела поконкретнее.
   Вызвал ребят уже знакомых с психополевыми характеристиками девчонки. Позвонил Владиславу. Парень попал в сети нашей голубушки, да так и остался в них, за что и поплатится.
   Надо ещё проверить, действительно ли зацепило Валентина? Да и то верно, что перед толпой одинокая жертва более беззащитна, а Валя может появиться там в самый неподходящий момент.
   Чем бы она сейчас козыряла, не будь моей разработки? Моей организации лабораторий и исследований? Долгих вечеров у микроскопа и пробирок? Ведь моя идея, и моё воплощение – штамм микробов, резко меняющий метаболизм ворон, именно и только их.
   Правда она своими прелестями приманила пару очень ценных сотрудников. Но на Валентине сорвалось, а? Не по зубам тебе, дорогуша, этот парень.
   Да, сначала нужна грубая организующая материя – деньги и власть, как питание, а уж потом... И только потом кидать новые, оригинальные мысли о сотворении будущего, а народ их подхватит и воплотит...
   Она создаёт себе алиби, я тоже кое-что предпринял для безопасности. Нужно быть вне подозрений, независимо от результата.

   Понедельник, вечер. Надежда.
   Валя вылечил меня, и наступило счастье. Тот горький день оказался началом нашей самой пренастоящей любви. Такую представляла много раз во сне и наяву.
   Но мой ангел-хранитель забыл опять про меня. Его отпугнул звонок змеи подколодной, обычный внешне разговор разорвал мне сердце. Сестричка не делает просто так никогда и ничего, значит, была какая-то цель.
   Наверняка хочет отобрать Валентина, мою любовь. Как не стыдно, ведь замужняя женщина! Ей всегда нужно перебегать мне дорогу, постоянно доказывать явное превосходство и несуществующее старшинство.
   Я знала, что они встречались, и очень боялась, она же такая эффектная дама. Их свидания прекратились с того дня, когда мне было плохо, думаю, что неспроста.
   Снова стягивают обручи ужаса. Я опять видела того парня, было страшно. Не то, что убежать, взгляда отвести не смогла. И ни описать его, ни вспомнить. Да и многое ли рассмотришь парой секунд смятения?
   Уверена, что Валентину грозит беда. Чувствую, наваливается на него зловещая тень. Тем более не скажу ему про подозрения, чтобы подальше был от горестей. Не позволю, не позволю использовать себя, как врага. И я знаю что делать, но ему ничего не скажу.
   Сегодня встречаемся. Мы вообще видимся почти ежедневно, а я бы хотела непрерывно. Есть два пустых чёрных окна: среда и четверг.
   Каждое свидание – рождение нового счастья. Так будет сегодня, и было вчера, и позавчера, и поза позавчера..., и всегда.

   Вторник, десять часов утра. Валентин Фёдоров.
   Вчера звонил Мудров, предложил встретиться. Первый неосознанный порыв был отказаться под любым предлогом. Тут же стало стыдно за трусость.
   Позже поймал себя на том, что внутренним монологом объясняюсь с учителем, оправдываюсь Надеждой, придумываю и придумываю всевозможные варианты и сочетания безгрешности перед ним.
   Ночью снился сон.
   Свинцовые валы накатываются на берег. Ветер дует в лицо, приносит солёные брызги. Предчувствие катастрофы – физическое ощущение.
   Знаю, что обязан изменить предсказание. Я напрягаю все силы своей души, чтобы отменить несчастье. Море смиряется, светлеет небо. И вот уже солнечный луч играет рябью бликов. Чуть погодя, в проявившемся зеркале воды, редкие облака спокойно наплывают и уплывают.
   Последние две капельки-слезинки упали, взволновав лазурный мир отражения. Приветливо машу рукой тому "я", что в зазеркалье. Думал увидеть синхронный жест в мою сторону, но он там лишь внимательно и серьёзно посмотрел на меня, отвернулся.
   Проследил направление его взгляда – Ника. Она в лёгком открытом платье, почти растворившемся в синеве, загорели обнажённые руки, плечи, шея, глубокий вырез...
   Отрываюсь от миража, ведь и здесь наверняка подходит ко мне.
   Сам ветер несёт её в мягких ладонях.
   Обнимаю её и целую пресные бесстрастные губы.
   Картина невообразимо изгибается и, разрываясь, превращается в хаос из лоскутьев. Они разлетаются дребезгом искр, и мы исчезаем.
   Я оказываюсь в фиолетовой мгле. Без тяжести, без точки опоры. Суть моего существа – болезненное начало. Оно пронзает левую грудь выше сердца и вправо. Набухает, рвётся из меня ужасом неизбежного страдания.
   Добрый женский голос успокаивает: "Всё будет хорошо, всё будет хорошо..."
   Нарыв разверзся. Держу в руках пульсирующее жерло себя. Розовая масса вылетает протуберанцем, и есть какой-то сокровенный смысл в том, что уходит в бесконечность.
   А голос запредельный снимает напряжение: "Всё будет хорошо..."
   Да, да. Я знаю. Всё будет хорошо. Странная пуповина стала прозрачной, лёгкой и упругой, и нет её.
   Опухоль опала, и ранка быстро затянулась. Лишь белый рубчик выше сердца и вправо...
   Когда-нибудь всё будет хорошо...

   Вторник после четырёх. Валентин Фёдоров.
   Искренняя дружественность с порога. Чувствую неловкость в тёплой атмосфере встречи. Вина, не признаваемая мной, пытается прорваться наружу.
   Мы в кабинете Мудрова. Обстановка, которую знал и помнил, сменилась неразберихой. Стопка спецовок, кипы бумаг, мусор.
   – Здесь почти не бываю, у меня на стройке конура с телефоном. Там временное, тут временное, мы временные... Временный Валя, перестань быть настороже, временно.
   Посмеялись.
   – Я быстренько сварю кофе, а ты освоишься.
   Помещение наполняет сильный аромат, вытесняющий запах необитаемой комнаты. Напиток согрел.
   – Это хорошо, что не связался со "Здоровьем".
   – Как вы догадались, что был там?
   – "Я знаю многое, но не всеведущ я".
   Ну вот, началось... Тоска...
   – Не думай, что они оставят тебя в покое.
   И я решился заговорить первым...
   – Пётр Георгиевич, хочу вам сказать, что межу мной и..., что я...
   Учитель как не слышит моей реплики. В том же тоне озабоченности:
   – Ты пока ещё беззащитен, уже нет времени что-то менять. Всё собирался пообщаться с тобой, конфуз первого урока... Придётся Валентин своим умом доходить, больно будет.
   – Был глупым, теперь начинаю понимать...
   – Вот и хорошо. Предупреждаю, пусть не мерещится безопасность. Берегись Вероники и кампании. Впрочем, если тебе будет легче, можешь считать, что моим языком двигает ревность.    Он протянул руку, крепкое взаимное мужское рукопожатие.
   – Пётр Георгиевич, вы как будто прощаетесь.
   Мудр грустно улыбнулся, и стал далёким, почти нереальным.
   – Я подготовил к нашей встречи уйму вопросов и ответов, казалось, самых необходимых. Теперь ясно, что пустое, ты во многом другой. Если что и нужно, так только один совет: сядь перед зеркалом и смотри внимательно, долго. Напрасные потуги беду предотвращать или груз удачи навалить. Судьба каждого человека не так уж случайна.
   Мне стало неуютно и, не найдя ничего лучшего, спросил:
   – Вы куда-нибудь уезжаете?
   – Возможно, очень далеко, но это тайна. Т-с-с...
   Дурашливо приложил палец к губам. И опять не узнаю его. Мгновением показалось, что кто-то другой в личине учителя.
   Мы тепло расстаёмся. Договорились обязательно созвониться на следующей неделе. На свежем воздухе твёрдо решаю никогда не встречаться с Вероникой.

   Вторник, поздний вечер. Пётр Григорьевич Мудров.
   Сидит в кресле перед погашенным экраном телевизора, устал. На чёрном стеклянном блеске тени отражений. Ники, как обычно, нет дома.
   Тяготит предчувствие того, что воронье несчастье, злоба людей приведут к нехорошему. Подавляющее большинство и не пытается разобраться в ситуации с эпидемией, слепо вопят, изрыгая ненависть.
   Как объяснить людям, что смысл выживания не в междоусобице с птицами, а в осознании своего места в мироздании? Да тебя просто не станут слушать сейчас.
   Валентин, Валентин... Я не успел..., не смог... Или наоборот, выдумывал плохо, а то, что получалось на самом деле, хорошо?
   Забавно: жизнь свела их вместе. Так и должно быть? Трое – уже не случайность.
   ... Придумал экзамен, чтобы хоть немного заставить мыслить самостоятельно, окатить холодным душем, закаляя перед испытанием действительностью.
   Первые два выпуска прошли без сучка и задоринки, дети всерьёз обиделись. Потом узнавал судьбы – великолепный результат: инициатива, собственное мнение, придирчивый анализ чужого опыта.
   И вдруг Валерий Круглов. Вечно перечащий, полная противоположность мне во внешности, по духу.., во всём.
   Он схватывал учебный материал с налёта, и тут же реализовывал его практически. Обмануть таксиста при расчёте или провернуть аферу – это у него получалось блестяще.
   Он и не собирался разбираться в том, насколько неэтичны его поступки. Головой, разумеется, соображал и для смеха мог вполне аргументировано согласиться с моими наставлениями, однако только в плане балагана.
   И на экзамене преподнёс: "Пётр Георгиевич, зачем вы это придумали? Глупо терять время, которого и так в обрез".
   Вероника взошла на небосклон училища яркой сверкающей звездой. Красивая, динамичная она сразу же завоевала всеобщую любовь и бесспорно удерживала её все годы.
   Училась неровно: с провалами и взлётами. Лишь потом, и слишком поздно, понял логику неожиданных выходок.
   Два последних курса являла собой идеальную студентку. Она могла ночь напролёт провести в весёлой компании (я это знал наверняка), а утром отвечать на экзамене едва ли не лучше, чем сделал бы я сам.
   Тонко, не назойливо, виртуозно, подвела меня к мысли, что я для неё единственный и неповторимый, и укрепила в ней.
   Не надо думать, что так сразу поверил, растаял. Жизнь научила сдержанности болезненными уроками. Я даже облегчённо вздохнул, проведя традиционный экзамен и увидев, что её проняло, а вечером того же дня буквально ворвалась ко мне в истерике.
   "Я не верю дурацкому экзамену... Я не хочу, не хочу... Я не хочу, потому что люблю вас... Потому что..."
   Ревёт... Даже в слезах красива. Принёс кружку воды. Вскочила, бросилась на шею, расплескала... Было два волшебных месяца.
   Валентин вырос на глазах, почти моментально. Высокий, широкоплечий, с густой темноволосой шевелюрой. Движения мягкие точные, во всём чувствуется сдерживаемая до времени пружина.
   Женские взгляды обязательно останавливаются на нём, а он как будто их не замечает. Угораздило молодца столкнуться с Никой. Она обманет маской искренности, наивности, а то и страсти, и окунёт в дерьмо...
   Вот и с Валерием он знаком. Каприз судьбы связал их в один узел. Такие разные... Моя вина, или моё достижение, или я вовсе ни при чём?

   Среда. Первая половина дня. Пётр Григорьевич Мудров.
   Заснуть ночью так и не удалось, случается частенько. Вероника пришла поздно, и, не обмолвившись даже полусловом, улеглась.
   Старательно поддерживает атмосферу ссоры. Последний раз повздорили опять из-за Валентина: настойчиво посоветовал ей оставить парня в покое.
   Обвинила меня в дремучей необоснованной ревности и картинно, демонстративно обиделась. Да уж, ревновать тебя труд напрасный. Ты себя любишь ли?
   Так и просидел в кресле всю ночь, проваливаясь в полудрёму каких-то злых, горьких, кровавых видений, выползая в полу реальность ночной тишины.
   Утро взбодрило на мгновение тщательно выбритым подбородком и горячим кофе. Тягостные предчувствия вскоре вновь заняли свои места в настроении.
   По городу ползут самые невероятные слухи. Чудовищные выдумки сгустили тучи над училищем. Кому и зачем понадобилось возбуждать враждебные настроения против безобидного учебного заведения?
   Уж не моих ли ученичков из "Орнитологического общества" работа? По Веронике вижу: что-то затевают. Да и в первый ли раз ученики предают учителя?
   Как хорошо, что Валентин не примкнул к ним. Нам во что бы то ни стало надо встретиться. Обязательно...
   Тут же набрал номер его рабочего телефона, не застал. Попросил передать, чтобы позвонил мне. Увидеться надо обязательно.

   Четверг. Конец рабочего дня. Надежда.
   Чувствует себя больной и несчастной, тонет в мучительном тумане тревоги и страха.
   Это всё она. Я не знаю, что сделаю. Я убью её, пойду к Петру Григорьевичу, уважаемому в городе человеку. Она не смеет, не смеет...
   Боже мой, кто-то враждебный сидит во мне и сверлит, толкает куда-то и зачем-то...
   Знаю: "куда-то" и "зачем-то" непременно должно повредить Валюшеньке...
   Чуть не расплакалась в последнюю нашу встречу, но сдержалась. Мне с Валей всегда становится спокойно, страхи быстро улетучились. Так будет и завтра.
   Завтра пятница, конец пропасти двух дней.
   Прожгло ознобом сознание того, что никогда уже не будет встречи. Никогда, никогда, никогда... Я должна, должна непременно его найти, сейчас же.
   Это моё желание, или кто-то ещё хочет, чтобы нашла его в неурочный час? ...звериное ждёт момента, чтобы напасть и растоптать мою любовь...
   Будут хрустеть кости и струиться кровь. Будут вытекать глаза, и отрываться пальцы. И всё это, всё я ношу в себе?! Я его убийца? Я зверь, садистка.
   Вдруг стало весело и смешно. Захотелось показать всем язык. Получилось очень забавно: они ошалело смотрят на меня. Зашлась от безудержного хохота.
   Ну и рыла, того и гляди, захрюкают. А если ещё раскидать бумаги со стола. Ура!
   Почему они так смотрят на меня? Для кого вызывают скорую помощь? Это против Валентина, они хотят убить Валю, поэтому вызвали неотложку.
   Не бывать же! Вдребезги разлетелся аппарат. Забавно и смешно. Давно я так не смеялась.
   Вот он, злодей! Рядом. Отмахиваюсь, отбиваюсь, но вошёл, влез в душу и тут же подчинил руки, ноги. Настигнет и вырвет волосы, вылетят зубы...
   Так я же тебя первая. Где тут машина, или троллейбус, или высокий мост, или острый нож? Получай гадость...

   Пятница, утро. Валера Круглов.
   Дела пошли круто. Хлопоты дня, который кормит год. Время, когда мечта воплощается в действие, превращается в реальность.
   Как всегда на практике что-то меняется, движется непредсказуемыми путями. Хочется думать, что направление вектора выдерживается по замыслу.
   Маленькая неувязка вышла с её сводной сестрой. Нами задумывалось вывести девушку из душевного равновесия. На некоторое время она станет буйной, и её поместят в психушку. Не важно застрянет там или выйдет быстро, десяток дней наверняка не выпустят, вполне достаточно.
   И вот сообщение: вырвалась из рук сослуживцев ещё до появления скорой помощи, выбежала на проезжую часть. Под колёсами да на асфальте поломала руку, повредила позвоночник, получила сотрясение мозга.    Хозяйка высказала неудовольствие. Ей, видите ли, хотелось сделать её непривлекательной, а не несчастной на реанимационной койке.
   Конечно, немного оплошал. Надо было послать ребят на часок для охраны. Ведь рассчитанное время реакции совпало с действительностью. Ну, да ладно, главное выведена из строя, дело Вероники как это использовать.
   Владика инфицировали успешно, вид у него страшненький. Почернел, сжался – то, что надо. Анализы настолько противоречивы, что за короткое время не определишь ни за, ни против.
   "Созрел" несколько раньше намеченного срока. Побаиваюсь, что пойдёт на поправку. Вероника разрешила начинать. Значит – сегодня!
   И я определяю: случится вечером, около шестнадцати часов, на многолюдном проспекте в час пик. Измождённый человек будет брести, пошатываясь, упадёт возле супермаркета. Прохожие немедленно вызовут полицию. Через несколько минут образуется толпа, привлечённая вспышками фотоаппарата.
   Мигалки, медики, подоспели вездесущие радио- и теле корреспонденты, благо, что их редакции почти рядом. Через час сообщения в эфире. Выпуск вечерней газеты с фотографией на первой полосе, информация в интернете и пошло, и поехало...

   Пятница, спустя несколько часов. Валера Круглов.
   Обычная между нами шутливая перепалка сегодня не получается. Времени нет ни у неё, ни у меня, да и контакт в целях конспирации должен быть как можно короче.
   Я не думаю, что она станет отчитывать меня за промашку с Надей. Наверняка уже придумала выход, а не ссориться накануне решающих событий у неё ума хватит, но пару слов обязательно вставит, иначе не Вероника.
   – Что ж ты, парниша, опростоволосился?
   – С кем не бывает.
   – Ладно, замнём. Вечно мне за тебя выкручиваться. Теперь о деле. Готово?
   – Да. Владислав, начальная толчея.
   – Постарайся ничего не упустить. Как с документами?
   – Порядок. Бумажки уничтожены, диски в тайнике, при угрозе взлома расплавятся.
   – Подготовил образцы? Давай сюда.
   Она не преминула съязвить, взяв ампулы: "Надеюсь добросовестная проверка на безопасность? А то у тебя каждый раз "почти", да не совсем".
   Лично я ничего такого с собой не беру. Несколько доз оставил с дискетами. Женщина неугомонна: "А вдруг на одном Владике не проймёт?"
   В общем, всё готово. Оборудование демонтировано, люди, не занятые в операции, отпущены, списки и документы уничтожены.
   – Ну, Валерочка, прощай. Если удача, то до скорого. Иначе я тебя не знаю. Комендантский час, думаю, будет уже к утру.
   В первый раз крепко поцеловала в губы, и я почти дрогнул.

   Пятница. Бесконечный вечер. Вероника Мудрова.
   Для неё три дня слились в один очень длинный, но усталой себя не чувствует.
   Слух, что заболевший человек есть, и не один, был запущен ещё в среду. Якобы городские власти утаивают факт, опасаясь волнений.
   Город бурлил уже к четвергу. Люди собирались в большие и малые группы, где возбуждённо галдящие, где мрачные и молчаливые. Не расходились, несмотря на скверную погоду.
   Случай возле супермаркета отлично сработал в роли детонатора. Стихийный митинг, демонстрация. Произошли столкновения с полицией и подразделениями СБП.
   Власти только подлили масла в огонь призывами к спокойствию. Тем более что официальные выступления врачей – каша из латинизированной терминологии, а толкового ответа, болен ли человек птичьей заразой, нет.
   В азарте игрища почти забыла, что через час, полтора должна представляться томительно-грустной и грустно-обаятельной.
   Огромно желание бежать немедленно туда, где кипят страсти. К училищу, над которым сгущаются тучи. Стоять бы рядом с Петей, или против него, но у неё в спектакле совсем иная роль.
   Пора перенастроить психическое состояние, оставшегося времени как раз хватит. Воображаю далёкое от сиюминутности, сентиментальное...
   А начиналось со скуки...
   ...Лейтмотив бессмысленности надо было преодолевать, искать выход. Точкой опоры стала необходимость доказать, что я для неё бабушка.
   Стоящее дело нашлось. В нашем городе считалось, что труднее всего поступить на учёбу в медучилище. Вот это работка!
   Оказалось, что не так и сложно стать студенткой. Заскучала уже на первой неделе от чудовищной бессмысленности занятий, но тут...
   Тут стрельнула идейка, а не попасть ли в группу к Мудрову Петру Георгиевичу, по прозвищу Мудр. Раззадорило то, что он не брал девушек. Получилось.
   Вот где приобрели смысл лекции, практические занятия. Да и, кроме того, "расширение кругозора" по рекомендуемой учителем литературе. Конечно, я активный участник кружка трансперсональной психологии для всех желающих.
   Ох, и достал же он меня, наступать пришлось два года. На третьем курсе примерно сидела перед ликом и внимала... той же скучной чепухе.
   Вовсе захандрила, собиралась бросить занудное дело. Однажды поймала на себе мимолётный взгляд. А почему бы и нет? И опять пошла интересная работа.
   Нет нужды вспоминать, что семейная жизнь оказалась той же беспросветностью через месяц, а может быть, через полтора, включая некоторое время смакования торжества победы.
   Придирчиво осматриваю лицо в зеркале. Старательно убрала следы косметики. Итак, вперёд.


VI

   ... В этот момент я ещё не знаю, что Надежды уже нет.
   Мудр разыскивал меня, я пытался связаться, но так и не поговорили.
   Намёрзнешься на работе, вечером к прогулкам никаких позывов. Сегодня наоборот: тянет на улицу, хочется увидеть училище. Только закрыл за собой дверь, зазвонил мобильник.
   Вероника просит разрешения прийти ко мне немедленно. Она разрыдалась в телефон:
   – Уже поздно, Пети нет дома. Ума не приложу, где он. Сейчас столько хулиганов. Сестричка в больнице – одни неприятности, Валя.
   Я всё же попытался отговорить её:
   – Наверное, лучше я к тебе, в городе неспокойно.
   – Мне страшно, боюсь даже своих стен. Жди.
   Короткие гудки отбоя. Хотел было позвонить в ответ, но не стал – неизбежное не отменишь. Может, обойдётся?.. Видимо, нет.
   Предстала грустным, напуганным, беззащитным созданием. Только халатик под верхней одеждой, за тканью которого тепло её тела.
   Сделала видимое усилие что-то сказать, но не смогла, расплакалась. И в слезах остаётся прекрасной. Принёс стакан холодной воды.
   Усадил её рядом с собой на диван. Недоумевающе огляделась, как бы спрашивая, где я, и что здесь делаю? Притихла, вздохнув глубоко судорожно.
   Взял руку обеими ладонями… Обнял не стесняясь силы, забыв все правила и не правила. Попыталась шевельнуться, я сжал дорогой комок, и она приняла мой порыв. Шепчу нежные, самые нежные в мире слова утешения. Прикрыла глаза, мягко улыбнулась и снова погрустнела.
   – Ты меня немного успокоил. Спасибо. Я волнуюсь за Петю, а ещё и семейное горе. Ты знаешь, что Надежда, моя сестра, в больнице?
   Снова расплакалась. Я же почти онемел от неожиданности. И вот, в самый неподходящий момент, зашевелилось чужое присутствие. Тут же сообразил, что он всё-таки проник в меня тогда. Ну, гад, подожди... Пока не до тебя, а один на один мы поговорим, как следует.
   – Нет, не знаю. Даже не подозревал, что вы родственники, не похожи совсем. Что случилось?
   – Попала под машину. У нас папы разные. Я её люблю, переживаю...
   Уткнулась мокрым носиком мне в шею. Пальцы гладят и перебирают её волосы... На мгновение воцарились тишина и покой, время перестало существовать.
   Через сто лет или очень, очень быстро женская нежность обвила шею. Губы мягкие, ищущие... Мои руки свободны от каких бы то ни было табу... Заспанный сторож внутри меня выскочил с криком: "Нельзя", но был смят, раздавлен, уничтожен... Свистящий шёпот.
   – Подожди.
   Встала, немного отошла, и с неё упала одежда. Я вижу всё... И ничего. Отдельные фрагменты не сливаются в целое. Чуть полноватые сомкнутые ноги, темнеющий треугольник, ощутимая на взгляд упругость небольшой груди. Протянула руки.
   – Иди.
   С призывным жестом овальные формы заострились в мою сторону, их темнеющие вершинки уставились розовыми пуговками. По-особенному заблестели её глаза, тут же с них исчез глянец, остался бархат поглощающей черноты. Попытался подняться, но тело онемело.
   Понял, тот дьявол разбужен ею. Холод, сковавший ноги, поднимется, достигнет головы. Безразлично...
   Накладывается картина полуобнажённой женщины в сине-зелёном тумане. Реальные соски вытягиваются ко мне, ещё чуть-чуть и коснутся... Я вспомнил что-то... Ускользающее... неопределённое словами... Засасывает бездна...
   ... В чёрном тоннеле долгий стремительный полёт. Без устали, без напряжения, вне разума, вне смысла. Во мраке скрыты вехи. Слеп, глух и нем. Не знаю, сколько и когда, но ближе, ближе...
   Оно! Пульсирует жаждой меня. Сильнее сильного взвилось желание... Бросок вперёд...
   ... Вспышка и гром. Пробиваюсь с неимоверным визгом, теряя слой за слоем. И всё-таки проник, почти бесплотный. Дальше – Тайна...
   ... Мне тесно. Я наполнен звуком. Знаю: есть день и ночь. Мне тесно. Граница – пелена. Отталкиваю, и отходит, не исчезая. Так есть и будет, от века к веку.
   В мире моём бесхлопотно, уютно. И было б славно, но будоражит смутный голос запределья. Там где-то есть простор. Здесь полумрак, расплывчатые тени. Там свет, полные смысла яркие видения. И мне – туда!
   Бью, бью податливые границы – безуспешно. Усталый замираю.
   В меня вошли новым приливом силы. Настал момент, и вопреки покою...
   Мне невозможна эта теснота!
   ... Я вырвался на волю. Слепящая явь блеска, грохот звуков. А с ними боль, тяжесть, холод, голод.
   И я родил вопль в пустоту.

   Пробуждаюсь, ещё на мимолётной границе полусон-полуявь душа заныла от бедствий, от непоправимой вины. Пока я не знаю, что Надежды уже нет.
   Чужак во мне вялый полуживой. Я без труда уничтожил его.
   Вероника убежала, видимо, как только меня скрутило. И никаких следов её присутствия. Можно подумать, что забыл выключить свет, внезапно задремав в сидячем положении. На видном месте записка. Этого клочка бумаги хватает, чтобы вчерашний вечер не показался призраком. Не хочется читать, но рано или поздно...
   "Мальчик, я оскорблена. Мало того, что ты меня фактически соблазнил, склонил к измене мужу и несчастной сестре, но ты ещё и пренебрёг мною. Когда я, голая дура, стояла перед тобой, дрожа от стеснения и холода, ты впадаешь в транс, явно спланированный заранее. Мне легко сообразить, что "шутник" ты отменный, зная в тебе мастера на подобные штучки. На самом деле – предатель. И не только в отношении меня, вот уж действительно не прегрешение, незачем с глупой цацкаться. Предал Учителя. Чего стоят твои теоретические возражения против любви к женщине?! Первая же слетевшая с задницы юбка, и позабыл всё на свете. Тороплюсь, надо разыскать и спасти Петю, надо быть у страдающей Надежды, надо нести свой крест. Меня никогда не ищи, а сам подумай о вечном аду памяти.
   Не твоя женщина Вероника".
   Крепко-накрепко закрываю глаза до звона в ушах, сильно тру веки обеими руками – скачки искр среди кромешной тьмы.
   Открыл мир синей графики, всё ещё украшенный всполохами света. Через несколько секунд вернулся к обычному состоянию.
   Лихорадочно ищу что-то в знакомой до тошноты обстановке. ... Зеркало. "... Смотри внимательно и долго".
   Тут же знаю, что Надежды нет, что Мудрова нет, что есть я.
   Схватил со стола стакан и швырнул в отражение, со звоном разлетелись брызги. От места удара разошлись лучи, разорвавшие комнату и меня в клочья. Несколько полосок вообще вывалилось из сверкающего хаоса. Празднично переливаются искажения, змеящиеся струйками воды.

   Хоровод мыслей вращается вокруг точки "иди". Нет вчерашней определённости направления, но стремление даже сильнее.
   Позвонил Мудровым. За долгими гудками вызова так и не последовало щелчка ответа. Мобильники вне доступа. Где найти Веронику? Она не поняла случившееся. Представляю, как обиделась. Мчится в панике по городу... А я ничем, ничем не могу помочь.
   Ветер сырой, холодный, сильный, совсем неуютно. Скверный привкус во рту дополняет раннее начало субботнего дня, слишком мерзкое для выходного.
   Кто использовал близких мне людей для нападения и зачем? Ясно, что знали о нашем треугольнике, остальное дело техники.
   ... Снова и снова паранойя вопроса: для чего? Чтобы не подпустить меня к ней? Чтобы я не помогал? Поссорить?..
   Тишина, пожалуй, излишняя. Ни общественного транспорта, ни такси. На бешеной скорости пронеслись полицейские, и всё. У бордюра остов сгоревшей машины. Разбитая витрина, ветер свободно треплет полотнища, совсем недавно искусно драпированные...
   ... Возле нового корпуса училища повален подъёмный кран. Разломано, приведено в негодность всё, что поддалось сокрушению. В старом здании нет парадной двери и окон. Липнут к земле разбросанные листы бумаг.
   Полнейшая нелепость картины подталкивает усомниться в действительности происходящего. Но, чёрт возьми, надо же что-то делать! Начал подниматься по ступенькам, усыпанным битым стеклом.
   Остановил шум и блеск подкатившей мигалки. Лейтенант полиции обращается почти равнодушно, а может, просто устало:
   – Гражданин, предъявите документы.
   Я молча достал удостоверение санэпидстанции.
   – Почему нарушаем комендантский час? Пройдёмте.
   – Я не знал.
   – Пройдём в машину.
   Сказал настойчивее и довольно громко. Ещё один парень вышел, хлопнув дверцей, с оружием наизготовку.
   Прокуренный полумрак слегка разгоняется лишь сумеречным светом с улицы. В кабине ещё двое, включая водителя. Лейтенант сообщил о задержании нарушителя. В ответ из динамика прозвучало разрешение закончить патрулирование.
   Едем молча. Лица у сопровождающего квартета одинаковые безразличные. Сумерки их сделали братьями, близнецами.
   В участке изрядная толчея. Меня подвели к сдвинутым столам с двумя компьютерами и офицерами за ними, один полицейский, другой в форме СБП.
   Начал было возмущаться, но мне даже не дали договорить. Сунули бумажку, из которой и узнал, что в связи с беспорядками власти объявили комендантский час на неделю.
   После формальностей отвели к группе таких же бедолаг. У кого поздние гости, у кого затянувшееся свидание...
   Невольные собеседники, собранные здесь в разное время, успели наговориться. Сонное молчание встретило меня и подвыпившего господина, ругавшего, на чём свет стоит, полицию и чертей (разницы между ними не делает).
   Он и расшевелил всех, рассказывая и путая любой известный ему эпизод. Каждый знал какой-нибудь слушок, кто-то даже ссылался на объявление по местному радио о чрезвычайно положении, но, мол, показалось шуткой.
   Короче, с миру по нитке... Вырисовалось следующее.
   Вчера, около семнадцати часов, у мэрии собралась возбуждённая толпа. Туда же предусмотрительно были стянуты подразделения полиции и войск СБП.
   Пошумели, покричали. На штурм здания не пошли, но и расходиться не собирались, продолжалось часа три. Потом разгорячённое собрание оставило надоевшее место, и двинулись к медучилищу.
   По дороге сожгли несколько машин, свалили рекламные тумбы, летели камни в витрины. Какой-то человек возле училища пытался их остановить. Его избили, а потом повесили, включив лебёдку на новостройке. После самосуда ещё безобразничали.
   Бросились в рассыпную при первом же приближении полиции и СБП.
   Кровь стучит в голове так сильно, что даже легонько покачивает её. Перед глазами появляется, исчезает, появляется...
   Белое пятно кинуто на стену невидимым прожектором. В центре быстро таящего ореола обмякшая кукла на толстом канате, протыкающем вертикалью свет...
   Нас отпустили в восемь часов, назидательно предупредив о необходимости законопослушания. Вместе со всеми двинулся к выходу, но потом в больную, слабо соображающую голову пришла идея. Я обратился к полицейскому, оформлявшему задержание.
   – Господин офицер, можно вас попросить об услуге?
   Вполне неофициально, почти доброжелательно улыбнулся.
   – Давайте попробуем.
   – Ночью я пытался разыскать одного человека. Боюсь за него.
   Состроил проницательное выражение лица, заулыбался ещё шире. Хорошее настроение у полицейских утром.
   – Очень сожалею, но такими делами мы не занимаемся. Ваша девушка наверняка отыщется, и вы обязательно помиритесь.
   Полицейский, довольный своей прозорливостью, подмигнул и рассмеялся. Тут подал голос представитель СБП.
   – Подойдите, пожалуйста. Мне всё равно делать пока нечего, так что попробуем, Валентин Фёдоров. Не удивляйтесь, я вас запомнил, потому что привели последним.
   Его взгляд направлен на монитор.
   – Фамилия, имя разыскиваемой.
   – Мудрова Вероника Александровна.
   Оставил клавиатуру в покое через несколько секунд, отвернулся от экрана, смотрит на меня.
   – Вероника Александровна Мудрова всю ночь провела дома, отсутствовала только с шести до семи утра. Вы друзья?
   – Да.
   – И Петра Георгиевича знали?
   "Доброжелатель" начал меня раздражать.
   – Интересно, вы обо всех знаете, кто, что делает каждый час, или выборочно?
   – Задали вопрос, а теперь обижаетесь. Нелогично.
   Неловкое молчание. Выдавил, собираясь уходить:
   – Извините. До свидания.
   – Постойте. Вы действительно друзья?
   – Мудров мой учитель.
   Сделался грустным, сочувствующим.
   – Присядьте и простите меня за сообщение. Нам известны подробности по очень простой причине. Вероника Александровна звонила ночью в полицейский комиссариат с просьбой о розыске мужа, а ранним утром её возили для опознания тела... С вами всё в порядке?
   – Да, нормально.
   – Помочь добраться домой?
   – Нет, спасибо, дойду.
   Воздух пасмурного утра очень свежий после каталажки.
   Дверь приоткрыта. Довольно много людей, тихо переговаривающихся между собой. В середине помещения стоит гроб. Звуки тусклы и безжизненны.
   Вероника в чёрном слегка покачивается на стуле, неподвижный взгляд в никуда.
   Передо мной расступаются. Молча тронул её холодную руку, покрытую белёсыми розовато-синеватыми пятнами. Посмотрела на меня.
   – Валентин Николаевич, я никогда, слышите, никогда не хочу вас видеть. Уходите. Вы оскорбляете своим присутствием.
   Настойчиво тянут за рукав к выходу. Как только удаляюсь на шаг, другой, между нами смыкается стена присутствующих...
   Я не мог не пойти, но и реакция бедной женщины естественна. Придёт время, и обязательно объяснюсь, а она не сможет не понять...
   В больнице, где лежала Надежда, сначала спросили, кто я такой. Потом, без долгих проволочек, сказали, что скончалась вчера, в начале первого ночи.

   Дома начал с уборки следов недостойного поведения. Истерика всегда не права.
   Подмёл и пропылесосил пол. Осторожно выбираю острые осколки из пустеющей рамы. Заглянул в самый большой из кусков.
   Осунувшееся лицо, не слишком растрёпанные волосы. На полированной поверхности застыли брызги и пылинки. Мешают, не дают хорошо рассмотреть глаза.
   Провёл рукой, очищая поверхность, но мало того, что пятна размазались жирными полосами, повторяя траекторию движения, бурая кривая перечеркнула изображение. Порезался всё-таки.
   Осмотрел пальцы – царапинки неглубоки и беспокойства не причиняют. Тщательно вымыл стекло и уставился в собственное отражение, непривычное, почти незнакомое, почти не моё.
   Редкая щетина намечает возможные усы и бороду, слегка вытянутое лицо. Припухлые губы. Прямой большой нос. Разглядываю широкие сросшиеся брови...
   Каждая деталь и сама по себе, и все вместе не создают привлекательности. Врут, что симпатичный.
   Ввалившиеся глаза поблескивают из глубины. Я вхожу в провал глазниц, и ожидаю, что встретится чернота, но вижу красочное кино.
   Смятая кукла не отвес, натягивающий канат, а основание вертикальной линии. Вероника нагая. Я с вороной в руках. Спор с Мудровым. Счастливые годы студента. Я в столовой училища быстро глотаю обед. Школьник, школьник... Осеннее утро в морозной присыпке... Дикой груши цветы, дикой груши плоды за щекой, в кулачке...
   Что жизнь, что смерть?
   Едва задал вопрос, увидел свои глаза в упор. Иридиевая оболочка состоит из сети таинственных рисунков. А если в каждом штрихе, их создающих, свой запутанный лабиринт жизни и вертикаль вознесения своя?
   Тогда нет ни начала, ни конца! Есть видимость рождения и следствие жизни. Есть то, о чём говорил Мудр, – бесконечность времени и времён! И мне некуда торопиться. Хаоса нет, есть структура мироздания, и нет нужды выдумывать иной порядок.
   Отсутствие зеркала уменьшило комнату до размеров безрадостной конуры. Надо обязательно приобрести новое и установить на прежнее место.


VII

   Апрельское утро распахнулось. Под высоким солнцем или над ним, в синеве или над синевой ткутся из сверкающих лучей здания, города, страны...
   Подсыхающую землю разукрашивает шелковистый изумруд новорождённой травы. Она быстро растёт, прикрывая неровности и шрамы родительницы.
   Мудра похоронили месяц назад.
   Наблюдал за погребением издали. Многие не поленились сопровождать его до ямы. Интересно, есть ли среди них терзавшие на подступах к любимому детищу? Не исключено, что есть. Вот и я здесь.
   Внутреннее чутьё предупредило о нарастающей попытке зондирования. Осторожно блокировал, не делая резкого выпада защитой. Не оборачиваясь, начал определять координаты источника повышенного внимания ко мне, тут же перестал заниматься ерундой и обернулся.
   – Здравствуйте, вы очень чуткий.
   Я обалдел от нахальства, передо мной случайный знакомый офицер СБП. Вне стола, без компьютера и формы – высокий, хорошо сложённый молодой человек, похоже ровесник.
   – Извините, если обидел. Не знал, что обладаете большими психическими возможностями.
   Светлые волосы, светлый плащ, светлая обувь – упакован в тон. Квадратный подбородок, очаровательная улыбка, открытый взгляд голубых глаз. У меня стойкое предубеждение против рекламных красот.
   – Врёте, по характеру воздействия далеко не божья коровка. Просто, господин хороший, лично пожелали убедиться в достоверности информации обо мне.
   – Сергей.
   Протягивает ладонь, я молча отворачиваюсь.
   Вероника в чёрном, с провалами вместо глаз, неотрывно смотрит...
   Слышу его почти над ухом:
   – Валентин Николаевич, ну не придумал ничего лучшего для начала знакомства, а поговорить с вами хочется и нужно.
   Гроб опустили. На крышку упали первые гулкие комья, затем слышны лишь короткие взвизги вонзающихся в землю штыков лопат.
   Захлёстывает волна скорби... Фраза из мира чужих забот болезненно разрезает её.
   – Вы знаете Круглова Валерия Викторовича?
   С недоумением оборачиваюсь, разве соглашался отвечать на вопросы? Он уже понял, что я для него бесполезен. Всё же спросил без энтузиазма, с затухающими интонациями.
   – Что вам известно о контактах между Кругловым и Мудровой?
   – Ничего.
   Быстро шагаю прочь от навязчивого типа.

   Эпидемия прекратилась. Птицы падать перестали, хотя карантин ещё не отменили.
   Город выглядит внешне вполне благопристойно. Высохла грязь, убран остаток зимнего грима – песок. После трагических событий, как и следовало ожидать, назначены досрочные перевыборы мэра, не сумевшего обеспечить порядок и неприкосновенность граждан.
   Круглов одна из самых популярных фигур предвыборной кампании. Он обвинил во всеуслышание городские власти в нерадивости уже через день после бунта. И попал в точку, выразив мнение большинства.
   В основе его многочисленных выступлений доказательства безопасности птичьей заразы для людей. Забыто напрочь, что эпидемиологи заявляли это с начала неприятностей. Особенно эффектна демонстрация перед объективом инъекции самому себе болезнетворных бактерий, вызвавшая на короткое время лишь лёгкое покраснение места укола.
   Он взялся лечить художника, так взволновавшего общественность. Убеждает, что заболевание не инфекционно, тем более не имеет ничего общего с воронами. Оптимистически предсказывает скорое выздоровление.
   И действительно, начали поступать сведения об улучшении состояния здоровья злополучного больного. Город совершенно успокоился. Мнение людей единодушно: в происшествии виновато начальство.
   Мы снова все вместе у Славика. Вот только Надежды нет... Ребята настолько старательно избегают малейших упоминаний о девушке, что её присутствие почти реально. Моё право и обязанность устранить неловкость.
   – Коля и Света, вы были там, расскажите.
   Николай молчит, пропуская к ответу Светлану.
   – Мама и сестра очень плакали, у меня текли слёзы, не удержать... Было много цветов... Она как будто предчувствовала...
   – Светочка, довольно. Если можно, покажите, где лежит.
   Побуждение к действию сглаживает тяжесть траурного настроения. Шурутов пошёл к родителям просить машину. Плечов, Света и я начали одеваться. Дима и Инна остались, все не поместятся.
   С Николаем на задних сидениях. Он говорит:
   – Думаю, не совсем несчастный случай. По горячим следам расспрашивал свидетелей, похоже, её опять что-то вывело из равновесия.
   Я согласился:
   – Не сомневаюсь в злой воле, и след тянется ещё с первого нападения. Тогда меня всё-таки зацепило...
   Песчаный вытянутый холмик среди множества таких же. Остатки цветов, временная деревянная табличка. Однообразное поле аккуратно расставленных точек пока не обустроено. Через год память прорастёт скромными и шикарными обелисками, низкими и высокими оградами...
   Там Надя? Ей темно, холодно, тесно и одиноко...
   – Смотри, тот субъект вертелся вокруг нас во время похорон. Такое впечатление, что и не уходил. Идёт по прямой к нам, любопытно.
   У этого Сергея действительно нездоровый интерес к кладбищам, или выслеживает?
   – Валентин Николаевич, здравствуйте.
   Ответа не ждёт.
   – Можно уведу вас на несколько минут?
   Мы отошли на кажущийся перекрёсток между огромными прямоугольными участками. Я начинаю по-настоящему злиться.
   – Послушай, член СБП, у вас в роду некромантия наследственная? Или ты ищейка по моему следу?
   – Ни то, ни другое, случайность.
   – Когда имеешь дело с планетарной разведкой, трудно поверить в совпадения.
   – Валентин Николаевич, вы знаете художника Владислава Будьковского?
   – Если интересно, открой любую газету.
   – А раньше, до событий?
   – Нет.
   – Наверняка слышали о том, что его лечит доктор Валерий Круглов?
   – Какая разница кто?
   – Они в одной связке, то есть давно знакомы.
   – Серьёзная причина для паники.
   Пропускает мимо ушей мой сарказм.
   – Круглов крупная фигура в организации беспорядков. Виновник несчастий вашей девушки и Мудровых.
   Летучая мышь чёрной тени мелькнула перед глазами. Боже, чем тебя прогневил?!
   – Что с Вероникой?
   – Почему с ней должно что-то случиться? Считаете, ей мало досталось? Гибель мужа, смерть сестры, а преступники разгуливают на свободе. Вы могли бы нам очень помочь.
   – Вот уж действительно, только вас мне и не хватало.
   – Зря грубите. Мы выполняем тяжёлую и неблагодарную работу, охраняем спокойствие населения.
   – Для этого есть полиция.
   – Которая очищает прорвавший гнойник. Наша задача предотвратить нарыв, выработать иммунитет.
   – Оно и видно: материальный и моральный ущерб, человеческая жертва.
   Ему ответить нечего. Мои друзья так и стоят возле могилы. После паузы он заговорил снова.
   – Мне кажется, не одна и не последняя. Она сильно убивалась над могилой сестры. Знаешь кто у них отцы?
   – Я никогда не копаюсь в грязном белье.
   – Ага, тем более что для тебя, проницательный, полная неожиданность их родство. К добру или несчастью, отец Вероники – дедушка Надежды по отцу.
   – С помощью банка семени?
   – Да нет, самым натуральным способом. Ну, так как, по рукам? Вы все так тесно связаны между собой... Вот и ты с Кругловым встречался. Помоги.
   – Тебе известно о наших делах вдесятеро больше моего. Катись ты, суперкукла, к чёртовой матери.
   – Мы ещё встретимся, и не раз. Прежде, чем гордо удалишься, немного конфиденциальной информации. Правда, тайна так себе, скоропортящаяся, быстро рассекретится. Состояние художника резко ухудшилось. Круглов почти не выходит из больницы, старается вылечить подопечного, иначе отвернутся избиратели. Процесс, похоже, выходит из-под контроля. При исследованиях нашими специалистами выяснилось, что зараза Будьковского не такая уж безобидная, и генетически связана с вороньей инфекцией. Ты поразмысли на досуге что к чему.
   Путь назад быстротечен.
   Душа отогревается в тёплом кругу друзей. Пьём вино, горит свеча, делая полумрак мраком. Огромные тени перемешиваются с зыбкими очертаниями наших фигур и оживающими предметами интерьера. Течёт неторопливая грустная беседа, но уже без надрыва. Неровный свет делает лицо Шурутова неузнаваемым.
   – Неправильно, когда смерть приходит неожиданно. И почему именно Надя и Мудр?
   Подбородок Светы на сложенных руках.
   – Невольно примеряешь вечное отсутствие на себя. Сердце заходится, страшно. Очень может быть, её душа прилетела на огонёк. Видите, пламя затрепетало, будто подтверждает?..
   Жизнь красного язычка завораживает... У Инны, как всегда, в запасе сплетенка, требующая слушателей.
   – А говорят, что безобразия в городе сделали специально тот художник, что сейчас болеет, и Мудров, они вступили в сговор. А Мудров в своём училище создал болезнь. И вот вороны заболели. А потом нечаянно заразился и этот Будьковский... или заразили...
   – Так заразился или заразили?
   Старый приём Славки успеха не имеет. Инна даже не сконфузилась, добавила:
   – Говорят и так, и этак.
   Темы никто не поддержал. Чуть помолчали, и Славик увёл разговор в область обыденных забот, перешли на неразлучную парочку.
   – Дима и Инна, признайтесь, вчера обручились?
   В один голос: "Откуда ты знаешь?" Две улыбки, два солнечных зайчика. Она раскраснелась откровенным счастьем, он пытается напустить на себя солидность.
   – Мы хотели сегодня объявить, но не было подходящего момента.
   И поздравляли их, и пили вино, и затвердели линии времени под ярким электрическим освещением...

   Давным-давно сидел на лавочке. И тогда шумела вода, отражения огней перемешивались мелкой рябью.
   Огромная жёлтая луна всплывает в неподвижном воздухе. Силуэты вершин распустившихся берёз быстро сползают вниз и растворяются в темноте. Чем выше поднимается светящийся диск, тем меньше его диаметр, ярче беспощадный серебристый свет.
   Этот Сергей твердит о связи между Кругловым и Мудровой. Надя намекала на преступную группировку. Если действительно есть доля правды, то нетрудно было организовать нападение на Надежду с последующим воздействием на меня. Зачем?.. Рассорить с Вероникой? Абсурд, никто на свете не знает, что люблю её. И потом, как можно спланировать, если даже я не подозревал, что будет злосчастный вечер? Доверчивая и не догадывается... Срочно предупредить...
   Предупредить от чего? Странная история с Будьковским. Жертва, соучастник, организатор? Лично я, увидев его по телевизору, почему-то вспомнил картину с выставки. Тогда работа взволновала меня нехорошим предчувствием. В образе воплотилось оскопление жизни, вольно или невольно...
   Загадки, загадки... Вертятся роем несчастий вокруг Вероники... Я должен что-то сделать для неё...
   Луна – госпожа вечера, отчётливый рисунок пустых морей... Мы родились в космосе. Земля – сосок мироздания?.. Тогда вселенная – женская грудь. Женская грудь модель мироздания?
   Круглов, Вероника, Мудр; художник и Круглов... Надежда и Вероника... На очереди Она?.. Не допущу!
   Я с трудом подавляю желание бежать, кричать, стучать в дверь... Представил сверкающие испепеляющим гневом глаза, но завтра непременно, я обязан...
   Обязательства вечера кажутся утром пустыми. Солнце рассеивает подозрения. Конечно же, стоит побывать у неё, но хочется и колется. Слишком свеж в красках и подробностях калейдоскоп внезапных событий, бесчеловечно волновать её нелепыми фантазиями.
   На работе мысленная жвачки тревоги прекращается совсем. Во второй половине дня позвали к телефону.
   – Здравствуй, это Сергей из СБП, помнишь?
   – Ты меня и здесь достал. Вот что парень...
   – Срочно приезжай к Мудровым на квартиру, не медли.
   У подъезда скорая помощь, полицейские машины, люди в униформе. Двое на лестничной площадке, возле двери моментально реагируют на мой выход.
   – Что вы хотите?
   – Тут должен быть Сергей..., не знаю фамилии.
   – Ваши документы.
   Внимательный взгляд на оригинал, на фото – посторонился.
   Сергей, цивильные костюмы, белые халаты. Свет из окна хорошо освещает кровать.
   – Валентин, мальчик... Не бойся...
   С трудом выговариваются слова.
   – А я, вот, к Пете... Он бы меня забрал... На руках унёс...
   Никогда не видел эту женщину, вопреки знакомому голосу, вопреки несомненному знанию...
   И сначала нет точки соприкосновения между молодостью, здоровьем и скальпом густых волос почти на черепе. Но живёт магнетизм ввалившихся глаз, снова уводит в бездну тёмного тоннеля, места без зла или добра, без возможности преступления или прощения.
   Передо мной Вероника.
   Слабая тень мимики иллюстрирует едва уловимое движение губ:
   – Пить.
   Медсестра поднесла к губам воду, поддерживая подушку с головой. Краешек одеяла зашевелился, высвобождая укрытую руку, пальцы с узлами костяшек ухватились за кружку. Судорожные глотки... Кожа обтягивает предплечье, суставы, рельефы грудной клетки. Плоский лепесток с бессильно повисшей горошиной... Сестра поправила постель.
   – А я вот... сделала неправильно. Времени нет переделывать... Ты будь уверен... Всё будет хорошо...
   Громкий, беззастенчивый шум, на пороге появляется белоснежный, суровый, чопорный Круглов.
   – У меня чрезвычайные полномочия. Кто позволил находиться здесь посторонним?
   Вопрос звучит так, что ими оказываются все.
   – Минуту внимания. Попрошу всех немедленно покинуть комнату, больной займутся мои люди. Полицейские пусть оставят внешнюю охрану, остальным пройти полную дезинфекцию у меня в клинике.
   Обращаясь к врачам скорой помощи:
   – Под вашу ответственность, и машину тоже. Доклад в письменной форме.
   Я шепнул Сергею.
   – Малоприятная процедура. Кстати, как твоя фамилия?
   Улыбнулся. Наверное, неплохой парень. Тоже тихонько.
   – Федосеев. Ты не убегай сразу после мойки, поговорить надо.
   Согласился кивком головы.

   – Заметил, с каким удовольствием он отправил нас пропитаться вонючей гадостью?
   – Сначала показалось, что не узнал меня.
   – Как же, психореакция у него отличная.
   – Думаешь, Вероника в опасности?
   – Похоже, да. Говорят, пришёл в бешенство при сообщении, что есть заболевшая. Ясно одно: он этого не хотел, но каким образом произошло? Может быть, прояснится, когда откроем тайник.
   – Нашли?
   – Нашли родимого. Ребята уже неделю бьются над ним. Поехали.
   В джипе добрались до окраины города, к местам, где начинается, а потом тянется на многие километры скопище самых разнообразных построек. В этих дебрях слона спрятать можно, и не отыщешь.
   Довольно просторная комната на втором этаже. Множество аппаратуры, сосредоточенно снуют парни. На экране меняются сообщения, мелькают цифры, картинки.
   Сергей общается с операторами. Делаю независимый вид и отхожу как можно дальше, пусть шепчутся.
   – Не стесняйся, тут все свои. Они расшифровали код замка ещё вчера. По некоторым приметам пришли к выводу, что возможна заковырка, мы её называем "петелька". Ряд специальных устройств, которые включаются после правильного набора ключа. Необходимо открыть дверцу через строго определённое время. Раньше, позже или совсем не открывай – сгорит содержимое. У ребят есть некоторые догадки и о втором эшелоне защиты.
   – Сергей Михайлович, так как? Рискнём?
   Спрашиваю, пока идёт колдовство подготовки:
   – Послушай, а если вскрыть автогеном или?..
   Сергей рассмеялся.
   – Эта штуковина срабатывает при малейших неполадках.
   – А если случайно испортится?
   – Причина не учитывается, иначе её можно рано или поздно смоделировать. Успех маловероятен, но нам пару раз удалось распотрошить без потерь, будем надеяться.
   – Не в первый раз?
   – В СБП шесть команд, и без дела не сидят. Иди к нам.
   – Пошёл ты...
   – Сергей Михайлович?
   Он утвердительно кивнул. Один из парней начал вращать никелированную ручку точными уверенными движениями.
   ... В стене возле дверцы сейфа зажужжало, щёлкнуло. Во весь экран большие цифры секундомера с обратным отсчётом. Федосеев поясняет, и это выдаёт его волнение.
   – Теперь замок открыт, и запущен механизм уничтожения. Часто хочется распахнуть сейф раньше или подождать дольше рассчитанного времени. Опыт показал, что вероятность успеха больше, если не соваться с импровизацией.
   Оператор потянул на себя бронированную дверцу в момент, когда высветились нули и компьютер начал громко попискивать...
   Глухой хлопок, из появившейся щели резануло вертикальной полосой ослепительного света...
   ...Всё ещё бордовый ком остывающего шлака, но ребята не кажутся обескураженными.
   – Когда планируете закончить?
   – Дня два хватит.
   – Потом можете отдохнуть, а с пятнадцатого числа в лабораторию, я позвоню шефу. Пока.
   Рукопожатия, улыбки, джип, город, кафе.
   – Сергей, а что дальше?
   – Вот видишь, уже вопросы, а то не хочу, не буду... Ну, ну, я пошутил. Они соберут, соскребут всё, что можно, демонтируют остатки электроники для исследований и выводов. Потом закроют назад, замуруют, заштукатурят, закрасят. По внешнему виду и не заподозришь, что тут ковырялись.
   – Понимаю, хотят проследить возможных посетителей.
   – Скорее традиция поведения. А из тех, кого касается, сюда уже никто не покажется. Года через три объявятся хозяева, зачем от них лишние слухи и домыслы?
   – Расскажи толком.
   – Итак, первая лекция продолжается. Объяснение простое. Раз тайник создан, значит, содержимое очень важно, но ещё важнее уничтожить его, если появится кто-нибудь любопытный. Такие, как мы, например. Только ребята открыли, где-то уже знают, и даже то, что "петелька" сработала. С другой стороны, хозяину полностью заплатили стоимость дома с условием: документы не оформляем, столько-то лет даже не заглянешь, а через указанный срок снова твоё.
   – Допустим, хозяин не выдержит, одним глазком проверит свою собственность.
   – Бывало, но на том месте уже никто не осмелится жить. Слухи быстро расходятся, и, идущий на сделку, соблюдает условие неукоснительно.
   – Где ещё искать улики?
   – Их больше нет.
   – Свидетели?
   – Попробуй, найди.
   – Что же делать?
   – Тот комок шлака дорого стоит. Подожду, пока переведут деньги, и рассчитаюсь.
   – Не понимаю.
   Сергей дружески похлопал меня по плечу.
   – Вот приходи к нам и узнаешь много любопытного.

   Интерес публики, вызванный появлением новой больной, лишь слегка всколыхнулся и немедленно угас. Внимание общественности сейчас обращено к предвыборной кампании. Кандидатура нового мэра гораздо важнее, чем здоровье неведомой дамы. Да и вообще, тема болезни пернатых на удивление быстро сошла со страниц и экранов.
   Круглов наращивает политический капитал, тараном вторгаясь в животрепещущие проблемы города. Он обильный источник предложений по жилью, экологии, безработице и производству.
   К Веронике не пускают. Каждый день ношу цветы, записки. Берут всё, но от неё ни одной весточки в ответ.
   Вычислил по номеру, где должны находиться окна палаты. Смотрю на них, и не хочется уходить. Первое время пытался установить прямую связь, но никакого проблеска. Сергей говорит: "Он позаботился".
   Тот же Сергей снабжает неутешительной информацией о драме за белыми занавесками. Он источник оптимизма и плохих предсказаний. Единственная надежда на то, что вылечить их очень стараются.
   Федосеев занят выяснением причин заражения, особенно "во втором случае". Ему с коллегами удалось посетить больных на очень короткое время в присутствии врача.
   – На вопрос, где могли заразиться, оба молчат. Делают вид, что не понимают. Я продолжал настаивать, тогда обоим сразу стало плохо, и нас выдворили.
   – Может быть, на них как-то воздействовали?
   – Держал ситуацию под контролем. Ничего подобного и в помине не было. Валя, они не хотели говорить.

   Взываю к чуду, к чему-нибудь, кому-нибудь... Я не в силах помочь. От бессилия только отчаянней немой вопль в небо.
   Пусть случай, пусть умение, знания, опыт, интуиция, бог помогут тебе, Валерий Викторович...

   Мы одни в приёмной посылок. Сухонькая пожилая женщина с лицом-маской. Белки её глаз исполосованы красными прожилками. Наши передачи в одну палату. Устало, почти безразлично, обращается:
   – Вы Валентин?
   – Да.
   – Надя мне рассказала про вас.
   Едва сдерживаю желание изменить положение рук, почему-то кажется неуместным любое телодвижение.
   – Вы мне понравились. До свидания.
   Уходит. Обращает на себя внимание чуть подрагивающая в бесконечном отрицании голова. Короткая стрижка густых волос, смеси белых и чёрных нитей...
   Стою под окнами до горького комка в горле. Сначала гадаю, о чём они там вдвоём говорят, или о чём молчат? Потом наступает полное отупение...

   Художник умер первым. Круглов провёл пресс-конференцию сразу после известия о кончине Вероники. Долго рассказывал, долго отвечал на вопросы. Думаю, достаточно убедительно, судя по комментариям. Я не могу оценить, не слушал.
   Мама Вероники принимала помощь на похоронах равнодушно. Амплитуда отрицающего движения головы ещё больше. Бисер не скатившихся слёз застыл в бороздках морщин. Меня, правда, узнала. Поздоровалась, но так и не спросила, кто такой и почему вместе со мной Сергей. Чужих людей много от мэрии, каких-то организаций...
   Раскрыли и закрыли землю, высвободив спрятанный запах сырости. Обхлопали лопатами холмик. Кромки и мелкие комочки быстро светлеют подсыхая.
   Как бы со стороны замечаю, в тупом онемении души, привычку хоронить дорогих людей. По дороге домой прорезалась грусть, душит отчаяние. Затем опустошение, безразличие к суете чужой толпы среди незнакомых зданий...
   ...Долго, долго стою у зеркала. Тяжёлым взглядом запавших глаз всматриваюсь в почерневшее лицо. Смерть так просто и быстро. Почти неважно... А что важно?.. Банальное жить?.. Но как, и зачем?..

   Сергей моментально вошёл своим в нашу компанию. Он и друзья смотрят на меня с тошнотворным состраданием, тем более абсурдным, что не чувствую себя плохо.
   Последние слова Вероники ко мне о том, что у неё нет времени. А у меня этой серой тягучей массы невпроворот. Она забила нос, рот, уши, наполнила голову...
   Держу в руках газету со скандальной статьёй. Автор обвиняет Валерия Круглова во всех грехах вороньей эпидемии. Журналист укоряет его за преднамеренное заражение Будьковского и Мудровой для провокации беспорядков. Называет Круглова главным организатором и основным исполнителем заговора с целью дискредитации руководства города, чтобы самому занять кресло мэра.
   В доказательство приводятся многочисленные высказывания анонимных свидетелей: инженеров, рабочих, студентов, бродяг.
   Ещё цитаты из частных бесед Валерия Викторовича с циничными высказываниями по поводу "бараньих мозгов" избирателей, "животного стада" толпы, нуждающегося в настоящем пастыре Круглове. Якобы это выдержки из звуковой записи разведслужб.
   Причём "любой желающий может прослушать её в студии редакции", а транслировать в СМИ не будут, из этических соображений.
   Опубликованы фотографии: Круглов, Мудрова, Будьковский в разных сочетаниях и все вместе.
   Сенсацию подхватили моментально. Сторонники и противники ринулись в бой. Нашлось, кому подтвердить и опровергнуть – тема стала всеобщей.
   В ответ Круглов коротко и весомо заявил, что на клеветников он подаст в суд с иском... И тут он загнул сказочную сумму.
   Мне на эпопею наплевать.
   Окончательно согласился с предложением Сергея подписать контракт на работу в СБП. Не то, чтобы воодушевился благородными идеями борьбы за спокойствие и безопасность населения, но дышать нужно, шагать нужно... Был у нас с ним разговор и по поводу шумихи.
   – Ваших рук дело?
   – А то как же.
   – Проиграете. Доказательств, как я понимаю, нет.
   – Поборемся. Впрочем, уже не мои проблемы. Заплачена вся названная сумма. Не делай круглые глаза, не ему. Ни сдачи, ни отчёта о деньгах никто не потребует. Так что на суде драчка будет не на жизнь, а на смерть. В результате всплывёт много нового, но и это не важно. Основное – судебный процесс протянется до выборов и даже дольше.
   – Здесь всё, правда?
   Ткнул пальцем в газету.
   – Далеко не вся. Многое осталось невостребованным. Например, вовсе не коснулся Мудровой. Она ведь заразилась...
   Меня передёрнул ток ярости. Я то ли выкрикнул, то ли прошипел:
   – Заткнись. И не касайся её имени никогда.
   Встал перед ним уже с холодным и расчётливым спокойствием, почти в стойку.
   Напряжённое молчание. Наконец я сел. Сердце живёт размеренными упругими толчками.
   ... Так долго, что уже и не слышу своего мотора. Сергей заговорил спокойно и серьёзно:
   – У таких, как этот Круглов, вечно не хватает времени. Им нужно быстро установить свой, единственно правильный порядок. А мир не собирается дать сожрать себя одной умной или глупой выдумке.
   Полуобнял меня за плечи.
   – Дружище, у нас с тобой вечность, увидим много разных чудес.

   Я уже полностью подготовился к отъезду, слоняюсь в праздной скуке без дела и настроения. Федосеев говорит при каждой встрече о скором путешествии, но воз и ныне там...
   Наконец соизволил объявить "минутную готовность". Круглов в этот же день объявил о снятии своей кандидатуры с выборов, может быть совпадение? Думаю, нет.


VIII

   Тайные глубины невольных и непредсказуемых грёз берут в плен настроение. Воображение рисует величие белоснежных колонн, взметнувшихся над терпким запахом трав.
   Ветерок гонит волну зелёных переливов. Я у подножия. Над головой, на перекрытии резной орнамент. Углы, связавшие противоречия вертикалей и горизонталей, украшены безукоризненной лепкой ласточкиных гнёзд. Синее небо.
   Когда и как во мне был спрятан храм?
   Еду домой после отлучки, радостное настроение. Пролетело семь лет. Работа в особых группах СБП, академия, офицерское звание – бешеная гонка. Только сейчас дошло всерьёз, что некуда торопиться, и нет нужды забивать голову планами очередной операции...
   Свирепствует инфекция происшествий, похожих на случай уже забытый в нашем городе. Беспорядки, как правило, ограничены конкретным населённым пунктом, но их много. Начальство создало ещё три формирования плюс к имеющимся двадцати, и дел у всех по горло. Даже выше головы, если учитывать сверхзадачу не допустить слияния группировок.
   Планетарные институты общественных исследований ломают головы над объяснением феномена и поиском выхода из него. Социологический анализ волнений, возможно, послужил той каплей, которая позволила принять окончательное решение о строительстве экологически наиболее опасных производств за пределами Земли.
   Дорогостоящим проектом предполагается решить две проблемы: не портить родную планету отходами, и ослабить напряжённость в обществе, направляя активную энергию населения на полезное дело.

   Дружеская пирушка всю ночь напролёт у Славика. Утром разбежались кто куда. Я в гостиницу.
   Непривычная праздная пустота. Под холодный душ, чтобы не раскисать, и на улицу. Очень хочется посмотреть на училище.
   Новый корпус успел приобрести вид бывалого здания. Старое отремонтировали, выступает из-под нависающего переростка розовощёким крепышом.
   Лето, середина затишья, пусто на площадке перед парадным входом.
   Знакомый сумрак, сыроватый воздух. Вечная Мартыновна повернула голову к входящему. Подумал со стыдом, что не знаю ни имени, ни фамилии.
   – Здравствуйте, Мартыновна, вы ни капельку не изменились.
   Полное без морщин лицо засветилось улыбкой.
   – Здравствуй, Валентин.
   – Узнали?
   – Почему не узнать? По делу или так?
   – Так.
   – Сильно возмужал, вот бы он посмотрел.
   Коротко вздохнула.
   – Погуляй. Корпус пустой, только в канцелярии дежурит Наташа.
   Изгибы, крутые повороты, лестницы. Кое-где заперто, где-то открыто. Сад под стеклянной крышей на замке.
   Знакомые стены разочаровывают полным отсутствием налёта романтичности. Оказывается и запахи не те, и цвет краски другой.
   Дверь бывшего кабинета Мудра украшает табличка: "КАНЦЕЛЯРИЯ". Оттуда слышна музыка. Вежливый стук костяшками пальцев немедленно отзывается девичьим голосом: "Входите".
   Белокурая красавица сидит за столом. Несколько великоват нос и рот, но чарующий беспорядок волос делает их милыми особенностями. Озорство затаилось в уголках губ, лёгком прищуре глаз.
   Неуловимое ощущение знакомства списываю на ситуацию заведомого узнавания пространства кабинета.
   – Здравствуйте.
   Ответное сияющее приветствие кого хочешь прельстит.
   – Я знакомый Мартыновны. Получил разрешение посетить вашу оранжерею. Поможете?
   – Вы ведь Валентин Николаевич Фёдоров? Не узнаёте? А вот мы сейчас посмотрим, каковы офицеры СБП.
   – В организации только два процента детективов, остальные обыкновенные служащие, специалисты, технари. Многие – офицеры.
   – Не увиливайте, не увиливайте.
   Осматриваю её нарочито придирчиво. Мнимый окуляр, колечко из указательного и большого пальца, подставляю попеременно к правому, левому глазу.
   Встала со стула, подыгрывая. Покружилась на месте, пританцовывая и поднимая руки. Грациозная пластика линий груди, живота, талии, бёдер.
   – Вы великолепны. Сожалею, что не знаком ближе. Так что сдаюсь. Впрочем – Наташа?..
   Ответ понравился, и улыбаться уже не прекращает.
   – А говорите, сдаётесь. Конечно Наташа.
   – Отлично, у меня будет замечательный гид.
   – Сейчас думала почему-то именно о вас. Невозможное совпадение.
   Рассмеялась. Немного порылась в ящике стола, отыскивая ключи.
   – Вы нарочно придумали экскурсию?
   – Экспромтом. Я же не знал, что сразу разоблачат.
   – Вас, легендарная личность, тут помнят.
   Крутые последние ступеньки.
   – Я часто представляла нашу встречу в любимом саду, у самого неба. Удивительно.
   – Сентиментально настроенная особа.
   – Порицаете или одобряете.
   – Констатирую.
   – Я думаю, истина в стремлении вверх, к совершенству, солнцу, добру.
   – Милая девочка, человек выходит из матери между ног вниз, к земле. Это его надежда и действие, почему оно ложно?
   Задумалась в поиске достойного ответа, а я осматриваюсь. Вот где нахлынуло по-настоящему. Примерно здесь возникла головка Вероники... Как давно и рядом; потрогал жёсткие листья старого знакомого тропического растения.
   – Ну, что ж, пошли?
   – А экспозиция? У нас уникальное собрание, ни у кого нет...
   Неподдельное огорчение.
   – Разумеется, мой прекрасный экскурсовод.
   И она с увлечением рассказывает и показывает, а я с увлечением слушаю и смотрю.
   Подал руку на спуске с короткой почти отвесной лесенки. Опёрлась – крепкая ладошка, цепкие пальчики. Сквозь пустынную прохладу, не разнимая рук, в ослепительный полдень. Использую несколько секунд паузы перед словами прощания.
   – Если в парк со мной, согласитесь?
   – Прямо сейчас не могу. Вы приходите на праздник города. Хорошо? Фейерверк будет.
   – И где же мы встретимся?
   – На Центральной площади.
   – Можно конкретнее.
   – Вы меня поищите и найдёте в шесть часов.
   – Обязательно.
   Ресницы плавным изгибом вверх, серые глаза, полноватая нижняя губка. Чувствую, я совсем, совсем новенький, блестящий. Радостью вспыхнуло банальное в обиходе, но очень значительное именно сейчас: "жизнь продолжается". Открылась истина, лежащая на поверхности и всегда почему-то ускользающая от понимания. Смысл жизни – быть. Без меня, без вороны нельзя ни воде, ни небу.
   Опять беззаботен до неприличия, затерялся в океане не считанного времени. За столиком "Берёзки" предложил себе рюмку коньяку и, не услышав возражений, заказал.
   Давно, недавно... Вероника и сейчас снится... Будто бы сидит в этом зале нога за ногу: "Малыш, хочу кофе". Потом, смеясь, раздвигает колени, я отвожу глаза. Пропала, когда возвращаю взгляд. Во сне захлёстывает горечь одиночества, звучат едва различимые слова из непроницаемого тумана: "Всё будет хорошо". Кошмар повторяется почти без вариаций, каждый раз болезненно.
   Позвонил Плечову. Он вчера согласился побыть со мной, у остальных день расписан без промежутков. Коротаю ожидание в парке.
   Аллея устлана игривым узором из солнечных зайчиков, будто никогда не уходил отсюда. Даже девушки на той же скамейке, так же выставили ноги для загара.
   На ветке ворона в профиль. Сытая, лоснящаяся; неподвижный взгляд перед собой. Огромный клюв плотно сомкнут, крылья влиты в бока. Пусть сидит, незачем трогать. У каждого из нас свои проблемы, своё настроение.
   Однажды, в других краях, пришлось вспомнить, как превращался в неё. Не ради потехи, а стать своим, незаметным. Нам с тобой не хотелось летать. Вот и не взлетели, и не были замечены...
   Непривычно медленно, неправдоподобно медленно бреду... Жёлтая прядь в безукоризненной зелени липы напомнила о скорой осени... Уже без меня отшуршит листопад, упадут снежинки...
   Вспомнил дрожащих от холода людей и грузовик. Птицы падают, рвутся в мокрое небо... А ведь я их люблю. Ожили мучительные неразрешимые прежние задачи, заблудившиеся в поисках ответа...
   – Привет дружище.
   Традиционно обнялись. Приятно снова увидеть знакомую физиономию с заметно удлинившейся бородой.
   – Куда двинемся в первую очередь?
   – Обязательно в "Берёзку", время обеденное.
   Николай засомневался:
   – Так ведь день загубим?
   Решительно разрываю кольцо "быть или не быть".
    – Всего лишь немного взбодримся.
   Коньяк развязал языки. Говорим о том, что мы уже не прежние. Хорошо, что не забываем друг друга. "Выпьем за дружбу".
   Коля рассказывает, как после смерти Мудрова его место занял Круглов. Приняли в преподавательский коллектив безоговорочно, как авторитетного человека, как лучшего ученика погибшего учителя.
   – Ты знаешь, поддерживает прежний дух энтузиазма. Достроили новый корпус при его активном участии, отремонтировали старый. Учиться у него так же престижно, как когда-то у Мудра. Но, в отличие от прежнего, набирает в классы всех, кто захочет. Злые языки болтают: "из-за денег", другие – "демократизм". Сохранил и некоторые чудачества, например, последний экзамен. Он теперь проходит весело, почти развлечение. Каждый, как может, демонстрирует способности – цирк. А недавно прошёл слух, что Валерия Круглова посылают на новостройки "Занебесья".
   Обременять дружбой не хочется, я только попросил его поехать со мной на кладбище.
   С трудом отыскали могилы среди множества обустроенных участков. Менее чем скромное место Мудра заросло. Почти исчезли надписи, сделанные от руки чёрной краской. Не исключаю, что после Вероники никто и не заглядывал.
   Мы выдернули высокие одеревеневшие растения. При этом земля взрыхлялась, и в неё упало много семян, успевших созреть.
   Увидел на керамических медальонах с фотографиями Вероники и Надежды то, чего раньше не замечал или не придавал значения. У Вероники, кроме красоты, умное волевое лицо. В повороте головки Надежды – нежность, грусть больших глаз.
   Прощаемся с Колей под обязательное заклинание новой встречи.

   Из гула толпы едва отфильтровывается: "Валентин Николаевич". Чутким флюгером поворачиваю на голос.
   – Валентин Николаевич, Валентин Николаевич...
   Машет высоко поднятой рукой. Длинноногая, в штанах, белая блузка соблазнительно оттопыривается на груди, искренняя радость приветствия.
   – Знаете что, Наташа, давайте говорить друг другу "ты", а для начала я куплю мороженое и поцелую тебя.
   Мы целуемся, не успев отойти от лотка. Щемящее сладкое ощущение возвращения пульсирует в трепете женских губ и языка.
   Праздничный город украшен моей белокурой красавицей. Целовались, где попало, не стесняясь людей. Незаметно оказывались в тихих уголках дворов, на тенистых лавочках скверов. Не считанные где и когда, неважное где и когда...

   Прозрачные сумерки гостиничного номера. Обнажённое раскрепощение, свободное от напряжения желаний. Голова лежит на моих коленях. Трогаю волосы, брови, прямую линию носа. Легонько, подушечками пальцев проследил очертания губ.
   Перевёрнутая головка любимой в какой-то момент насторожила непривычным ракурсом: сразу же за малюсеньким, заострённым к верху лобиком, подвижная припухлость огромного рта, вывернутого не то в улыбку, не то в оскал; белый ряд зубов, ниже блестит оптика глаз, гигантский подбородок... Усилием воли восстановил нормальную картину. Нелепица исчезает.
   Осторожно снимаю дорогую тяжесть с колен и встаю, чтобы окончательно прекратить абсурд. Тут же обретаю равновесие. Снова на меня смотрит обаятельная женщина. Прелестный беспорядок белокурых волос... Удивлена.
   – Ты что?
   – Думаю, что стоять на голове непривычно.
   – А кто стоит?
   Тоже поднялась, крепко обнял её, она меня. Поцелуй длинный, переходящий в бесконечный...
   Глухо ухнуло и комнату озарило радужное соцветие.
   – Красиво.
   Подошли к окну. Всполохи света расписывают наши тела цветными отблесками. Чёрная точка в середине живота, глаза сверкнули отражением разноцветных брызг. Мы целуемся, и забывается всё на свете...
   Часа через два принесли заказанный ужин. Щелчок пробки из бутылки шампанского. Смешливая болтовня становится ещё бестолковее.
   – Валя, как тебя занесло к нам?
   – Чутьём офицера-супермена, – начинаю нарочито певучим басом, – я определил Наталью прекрасную...
   – А я знаю, а я знаю, Валерий Викторович говорил, что ты приедешь к нам с особым заданием.
   Тренированная выдержка позволила мне сохранить прежний тон. Моментально выветрились эмоции, уступив место боевой готовности. Тем же голосом и выражением продолжаю:
   – Да-а, оно особенное: полюбить Наталью прекрасную.
   Уже обыкновенным голосом спросил: "Валерий Викторович твой учитель?"
   – Да. Он много хорошего рассказывал про тебя.
   Раскраснелась от вина. Снова наполняю бокалы.
   – За счастливое воплощение предсказания. Так что там за анекдот про меня?
   Мы смеёмся и пьём, потом пьём и смеёмся...
   Он сочинил легенду о герое-одиночке. Выходило так, что сражение за спасение больных птиц выиграл именно я, и только я. Чуть ли не под моим оперативным руководством действовали подразделения Высшего Координационного Собрания Земли.
   История о том, какие несчастья свалились на бедную голову "стойкого оловянного солдатика". В случайной неразберихе погиб старший товарищ и учитель Мудров Пётр Георгиевич (и друг самого повествователя). Герой искал его всю ночь, разорённую беспорядками, пожарами, непогодой, но их пути так и не пересеклись.
   О том, как случайно под колёсами погибла его девушка, как нежно они любили друг друга и собирались пожениться. О мужестве, с которым преодолевал горести.
   О том, как нашёл в себе силы связать судьбу со Службой Безопасности для того, чтобы активно бороться со злоумышленниками, где бы они ни творили преступления.
   Кривляюсь и смеюсь, по возможности, к месту. Она принимает шутливый тон и подстраивается под него.
   – Он что, и в училище так расписывает?
   – Охотно и всегда с успехом, но я слушала раньше всех.
   – Давно знакомы?
   – Целую вечность. Ты помнишь, как приходил ко мне?
   – Сейчас вспомнил, а в первый раз твоё имя мне назвала Мартыновна.
   – Я так и подумала, поэтому и хочу рассказать, как всё начиналось, почему связано с тобой. Мои неприятности с головной болью не прекращались, временами становились невыносимыми, до обмороков доходило. Мама приглашала толпы специалистов, мы объездили полстраны, выпила тонну лекарств. Года через два нам посоветовали обратиться к Круглову, новому преподавателю "Школы Мудрости". Сначала он отказался меня лечить. Мама высказала в сердцах, что не ждала иного там, где и прежде не умели помочь. Слово за слово, узнал про твою попытку лечить меня и согласился исцелить совершенно бесплатно. "О, это мой отличный друг!" Услышала о твоих приключениях на первом же сеансе.
   Я снова рассмеялся.
   – И верила басням?
   – Трудно не поверить, когда показывают могилы участников событий. Мы часто путешествовали по знаменательным местам. Новенький корпус училища, следы погрома на старом здании. Никогда не надоедало слушать, всё больше и больше любила тебя.
   – Или россказни обо мне.
   Обняла, взъерошила волосы.
   – Теперь убедилась, что именно тебя. А, правда, что вы с ней хотели пожениться?
   Игнорировать вопрос нельзя. Ввожу едва заметную интонацию суровости, которая сыграет мне на руку парой секунд спустя. Коротко рубанул:
   – Нет, не собирались.
   Облегчённо вздохнула, а я, продолжая, добавляю язвительности:
   – Я так понимаю, он превосходно справился с лекарскими обязанностями.
   Лицо Наташи залила малиновая краска, белый воротничок особенно выделился.
   – Поставил диагноз гормональной несбалансированности?
   – Да.
   – Рекомендованные медикаменты начали помогать. По совпадению они оказались и противозачаточным средством. Незаметно стали необходимыми откровенные разговоры на щекотливые темы, о том, что для усиления эффекта лечения жизненно важно...
   Слишком поспешный утвердительный кивок, беззвучная просьба не выпускать на свободу и так понятных слов.
   Через паузу:
   – Теперь вижу, что ты настоящий офицер СБП, безукоризненный анализ и вывод. Судя по всему, мы больше не увидимся?
   Взял её руку и поцеловал.
   – Глупенькая, мы поговорили, чтобы не касаться темы....
   Она заканчивает предложение, подражая моему голосу:
   – ...никогда. Отвечай прямо, не увиливай.
   Спокойствие, самообладание и напористость, у неё хорошая школа.
   – Понимаешь... Я довольно скоро отправлюсь по служебным делам. Надолго...
   – Ты, наверное, приготовился к трогательному повествованию о её величестве Необходимости. Сказка будет на профессиональном уровне, обязательно достоверные факты и, может быть, немного, полуправда их трактовки. Я с удовольствием выслушаю, продолжай.
   – Не имею права рассказывать, но...
   – Служебная тайна? Очень строгие порядки у вас в СБП? А вот Круглов во всеуслышание заявляет: "Он скоро в гости к нам. Пробудет недолго и улетит на новостройку века".
   Начал обнимать и прижимать к себе, она обиженно упирается.
   – Тараторишь и не даёшь слова вставить. После моего "но" должна была идти основная часть. Примерно так: "... но тебе, дорогой мой человек, могу сказать, что нужно лететь".
   Ещё немного, ещё капельку и расслабились губы, и стали упругими и настойчивыми с обеих сторон, и устали губы...
   А потом душа переходит в душу, сливаясь вместе то в одном, то в другом теле. И вот разошлись по своим местам. Она говорит:
   – Уверял, что когда ты узнаешь о нашей с ним связи, а это случится наверняка, то непременно тут же и уйдёшь навсегда, помня о вашей давней дружбе.
   – Мы никогда не были дружны, встречались всего несколько раз в жизни.
   – Я решила сама тебе всё рассказать.
   – Милая девочка, тут интрига. Тебя используют очень продуманно, с далёкой перспективой, а теперь добавь то, чего ещё не знаю.
   Наташа рассмеялась.
   – Ох, и хитрый же ты у меня! Полгода назад Круглов предупредил, что даже если мне удастся заполучить тебя, то расставание всё равно неизбежно, так как тебя посылают в командировку.
   – Откуда в тебе уверенность, что наши пути пересекутся?
   – Не только я, но и Валерий не сомневался. Под вопросом был результат события, но не оно как таковое.
   – Я смотрю, крутые вы ребята. И ты придумала...
   – ... уговорить Круглова взять меня с собой новобранцем на стройку "Занебесья".
   – Разве он принимает такие решения?
   – Он, не он, а попросила.
   – Ловко пристроил тебя к себе в спутники. Но, допустим, осталась бы на Земле? Вполне вероятное событие, кстати.
   – Я придумала выход.
   Озорные искорки в уголках глаз совсем такие же, не изменились. Чувствуется гордость найденным решением.
   – Каждую свободную секундочку посылала бы к тебе своего астрального наблюдателя, и была бы ангелом-хранителем. Мне помогут вороны, с которыми подружилась. Я с ними уже пробовала искать тебя.
   – Ну и как результат?
   – Не получилось. Зато ночью...
   – Ночью птицы спят.
   Провоцирующую реплику пропустила мимо ушей.
   – Однажды ночью мы сидели где-то над цепочками огней, под цепочками звёзд. Видим, как в сверкании алмазной пыльцы ты поднимаешься, пересекая разворачивающуюся спираль беломраморной лестницы. Я бесстрашно бросилась вниз, зная совершенно точно, что не упаду. И, правда, меня подхватывают упругие крылья воздуха, а ты приветствуешь жестом распахнутых объятий...
   Воодушевилась своей сказкой, живёт в ней.
   – Постой, постой, ты же забыла о: "... истина в стремление вверх..."
   Внезапная остановка на скорости: смотрит непонимающе. Продолжаю наигранно невинным тоном, якобы поясняя:
   – Ты мечтала: "всегда ввысь", а сама устремляешься вниз, к земле. Так что я не понял...
   Её рука потянулась к подушке. Резким движением запускает мне в голову, шустрым чертёнком взбирается сверху на обессилевшего от хохота, и, заливаясь смехом, молотит кулачками...

   Мне не удастся избежать встречи с Валерием Кругловым. "Друг мой единственный" передал приглашение через Наталью, я оценил его чувство юмора. Отказываться не имеет смысла, тем более что в ограниченном пространстве поселения ещё предстоит провести вместе много лет.
   Столик в ресторане уставлен, разумеется, демонстративным обилием великолепных закусок.
   – Валентин, Валентин Николаевич, сколько воды утекло?! Возмужал! Ну, присаживайся, брат, к столу. У нас с тобой есть что вспомнить. Да и о будущем потолковать не мешало бы, ведь на стройку, а?
   Толстячок, но в меру. Так и не меняется, сколько его знаю.
   – Валентин Николаевич, братец названый, опять отмалчиваешься? Да уж не торопишься ли? Вот и мне раньше не хватало времени, а теперь его изобилие.
   – Валерий Викторович, можно проще. Зачем вы меня позвали?
   Обстановка нормальная. Ни он, ни я не позволим себе шалости психонападения – пустые хлопоты, но обнюхаться надо. Стоим хоть и с разных сторон, а у одного будущего интереса.
   – Ты, я слышал, в командировку инспектором СБП. Прекрасная компания собирается!
   – У вас, господин Круглов, отличная осведомлённость. Слышал, что и вы пожелали совершить дальнее путешествие.
   – Да уж не без помощи некоторых спецслужб, похоже на ссылку под надзором, но я ведь вернусь.
   – Так и я тоже.
   Счастливо рассмеялся.
   – Ох, Валентин, Валентин. С виду пресный служака, а ведь шалунишка...
   Погрозил холёным пальчиком с коротко подстриженными ногтями.
   Смотрит в упор классической сатанинской улыбкой, хотя в пухленьких щёчках и губках она отражается почти по-детски. Показывается ряд превосходно ухоженных зубов. И, видимо, если принюхаться к его дыханию, оно будет ароматизированным.
   – Ты в нашем городе для того, чтобы посмотреть на меня? Мне лестно и, нечего таить, приятно. Вот будет нам втроём славно. Правда?
   Сильный противник, разложил на лопатки, не моргнув. Злости у меня на него нет, разве можно обижаться на тайфун? А вот Наталью я ему не отдам.
   Молча встаю и ухожу. Это его совершенно не обескуражило, за спиной слышу:
   – Валентин Николаевич, приятно было побеседовать. С нетерпением жду новых встреч.
   Подумал: "Бороться с Кругловым и знать, что он и я живём – это одно и тоже".

   Ещё совсем недавно я не знал, что мне делать? Вечный вопрос о будущем. Моё будущее, это как вертикаль креста. Это и время, и мечта, и любовь, и Наташа, моя Наташа. Мои друзья, моя работа, мои враги и птицы…
   На фоне серого неба летят вороны. Вглядываюсь в них. Вокруг каждого перекрестия и вместе с ним белый ореол. Когда они сближаются в полёте, то и серебристые сияния сливаются. Ни они, ни я не главные в этой жизни. Мы, люди, сильнее, да. Мы можем уничтожить их обыкновенной шалостью, прихотью, но жить без них не сможем. Приходится выбирать их здравие, заботиться о них.
   Я люблю птиц. Скоро их не увижу. Обязательно буду вспоминать, а потом, потом обязательно пообщаемся снова.
   Воздух здесь определённо насыщен размышлениями, или так воздействует передышка? Она продлится ещё целых пятнадцать минут.
   Теперь в настроении поселилась Наташа. Надеюсь, когда отойдёт суета, мы с ней часами будем беседовать о судьбах цветка или камня, или мироздания.
   Последние секунды на станции отправления. Собрался, расслабился и снова в норме. Всё. Теперь ждать.
 
©Р.Якубовский,2001 год